Шло время. Каких-либо запросов о Дудине и Никулине в лагерь, видимо, не поступало. Их не трогали. Приятели начали чаще встречаться, немного успокоились. И тут Дудина потребовали в комендатуру лагеря. Вызов был настолько неожиданным, что он не успел предупредить Николая Константиновича. Пришлось немедленно последовать за полицейским. Вернувшись к вечеру в свой блок, Дудин разыскал. Никулина и отозвал в сторону, чтобы без помех побеседовать.
— Похоже, Николай, наши бежали, — довольно улыбаясь, заговорил вполголоса Дудин, убедившись, что никто не подслушивает. — Мне, конечно, об этом не говорили. Все расспрашивали о людях, связанных с рабочими командами Большого рижского лагеря, про Казака допытывались. Кто да что, да почему? Подозревают, видно, что Казак помог пленным бежать. Я, конечно, понял, откуда и куда дует ветер, постарался побольше наговорить на Казака. Пусть мерзавцу влетит от немцев.
— Не радуйся преждевременно. Смотри, как бы нам с тобой не влетело.
— На этот раз, кажется, пронесло, — улыбнулся Дудин. — Обманули церберов. От души рад за наших ребят.
Николай Константинович понимал его и тоже радовался удаче.
— Эх, если бы мне удалось бежать! — продолжал Дудин. — Я показал бы фрицам, кто такой начфин Дудин. За все свои муки, за позор свой рассчитался бы сполна…
Дудин тяжело дышал. Его давил хриплый прерывистый кашель.
— Что с тобой, дружище? — спросил Николай Константинович. — Уж не заболел ли?
— Горит все внутри, простудился наверняка. Да и не удивительно. Всю зиму мерзли в Рижском лагере. Теперь весна, а лучше не стало: холод собачий, сырость. Боюсь, как бы не свалиться.
Николай Константинович молча стянул с себя весь изодранный грязный шерстяной свитер и подал товарищу.
— Ты что?! — отшатнулся Дудин.
— Надень, говорят тебе. С меня и шинели хватит.
— Не возьму.
— Не упрямься, — настаивал Никулин. — Потом отдашь.
— Ну хорошо, — согласился Дудин после некоторого колебания. Он надел свитер и, виновато улыбаясь, заметил: — Смотри, как будто и теплее стало. Хоть и лохмотья, а греют…
— Теперь давай о деле потолкуем, — продолжил разговор Никулин. — Тебя, значит, о побеге прямо не спрашивали? Выходит, прямых улик против тебя нет, но ты теперь на подозрении. Помни об этом. Чуть что не так — и с тобой церемониться не станут. Будь осторожен…
А весна брала свое. Все реже шли дожди, не дули больше холодные ветры, дни становились теплыми, солнечными. Приближалось лето. И люди в лагере все чаще говорили о побеге. Пленные держались небольшими группами. Собирались земляки, однополчане или просто товарищи, которых накрепко сдружила тяжелая лагерная доля.