Время шло. Юлий сидел в камере предварительного заключения, ожидая суда. Никакие просьбы и ходатайства не помогали — даже то, что за его освобождение или за то, чтобы взять «на поруки», ходатайствовали достаточно известные писатели: К. Чуковский, И. Эренбург, В. Каверин, К. Паустовский, Б. Ахмадулина, В. Войнович, Ю. Нагибин… Победу одерживали те, кто выступал против — вол главе с М. Шолоховым и секретарями Союза писателей СССР, всех республик и города Москвы…
К прочим заботам Ларисы прибавилась ещё одна: заболел сосед Иван Ильич. Она покупала ему еду и лекарства, готовила, вызывала врача, бегая к автомату: телефон в квартире отключили.
Соседу становилось хуже — его положили в больницу. Лариса к нему наведывалась, привозила чего-нибудь вкусного. Племяннику она сказала о болезни дяди и в какой тот больнице, но Николай так и не заглянул туда, а в дядиной комнате ночевал пару раз — ключи у него имелись.
Однажды Лариса получила от Ивана Ильича записку по почте, прямо из больничной палаты. Слабый, дрожащий почерк. Сосед просил срочно приехать, а ведь она и была-то не так давно. Срочно приехать — повторил он слово и подчеркнул неровной, трясущейся линией — и ничего не привозить, ни продуктов, ни лекарств.
Лариса всё же взяла фруктов, какие достала, ещё чего-то и поехала. За ту неделю-полторы, что она не была, Иван Ильич превратился из крупного, словно вытесанного в камне мужчины индейского образца в сморщенного пергаментного старичка. Лариса поняла, что с ним совсем худо, ещё в вестибюле больницы, когда её сразу пропустили, несмотря на карантин. Раздвинув в улыбке стянутые губы, он проговорил:
— Вот, Лариса. Пришёл и мой черёд… Ладно, ладно, не знаю, что ли… Пожил — и хватит. Болит только всё… Уколы уже не помогают… Спасибо — пришла. Умирать легче будет, всё лицо знакомое увидел. Я ведь один совсем, сирый, никого родни.
— Ну как, — сказала Лариса. — А племянник ваш, Николай? Разве так и не был? Я ему адрес давала… больницы вашей… Может, он ещё…
Она замолчала, потому что увидела: по бледно-жёлтому лицу Ивана Ильича расплывается красная краска. Это было страшно, она испугалась, что ему хуже, вскочила, чтобы вызвать сестру. Он покачал головой.
— Не надо, — сказал он явственным шёпотом и замолчал. Потом добавил: — Нет у меня никакого племянника, Лариса. Отродясь не было… Чужой он человек, этот Николай… Аппаратуру ставил… Вас чтобы слушать… Склонили они меня… А я испугался… Слабый стал… Эх, Иван, Иван… Под самую смерть запачкался… Ладно… Иди, Лара… Спасибо за всё… Иди, иди уж… Чего… Не приходи больше…