И всё же, всё же… Знаете такое словечко «ностальгия»? Впервые я ощутил её, наверное, весной 1945-го года, пребывая в одной из сотни комнат пустующего замка австро-венгерского императора Франца-Иосифа недалеко от Вены. С каким чувством пел я тогда на очередной дружеской офицерской попойке популярную военную песню со словами припева: «Дорогая моя столица, золотая моя Москва!» (Вернувшись в неё, «золотую», я больше никогда этих слов не произносил.) Но человек многое забывает и очень немногому учится, а потому сейчас, в преддверии встречи в стенах Академии, я испытывал некоторую тоску и по нелюбимым малопонятным наукам, и по излишне строгому и не особо учтивому начальству, и по академической столовой и туалету. Не говоря о самСм, неизбывно прекрасном, городе.
Повторное знакомство с внутренним обликом Академии (её внешность была ещё более импозантна: большое здание из тёмно-серого крупного камня — в царское время здесь находилось какое-то министерство) закончилось в зале, где теперь уже генерал-майор и начальник факультета Витька Куценко собрал новых слушателей на какую-то конференцию, куда пригласил и меня.
Ох, не нужно было мне туда ходить! Отвык я за последние годы от многолюдных сборищ: ведь уже лет десять с тех пор, как ушёл из школы, где не сошёлся с директрисой по вопросу воспитания учащихся и по поводу ношения мною синих вельветовых брюк, что она считала верхом разнузданности, — так вот, все эти годы я был, если выражаться официальным языком, типичным тунеядцем, так как нигде не работал и по закону подлежал выселению из Москвы за 101-й километр. Но зато никакие собрания не требовали моего присутствия. (Кстати, вскоре меня всё-таки приняли в так называемый групком литераторов — что-то вроде профсоюза, и я стал персоной «в законе».)
Собрание, на которое я попал, напомнило прошлые годы: я снова услышал, что советская компартия ни что иное, как «ум, честь и совесть нашей эпохи», что наша страна неуклонно движется к сияющим вершинам коммунизма; но больше всего Витя Куценко говорил о сравнительно недавней войне с Германией, за победу в которой мы должны денно и нощно благодарить нашего первого и единственного советского генералиссимуса, товарища Сталина. Докладчик упомянул, что слово «генералиссимус» означает «самый главный», что звание это появилось в конце XVI века во Франции, а в России его впервые получили сподвижники Петра — Ромодановский, Шеин и Меншиков, а позднее — Суворов.
После Сталина Витька перешёл к восхвалению Жукова и закончил свой исторический обзор короткой справкой о роли нашей Академии в Великой Отечественной войне. В общем, когда он закончил, у меня осталось твёрдое ощущение, что победе над немецким фашизмом мир обязан двум субъектам и одному объекту — Сталину, Жукову и Военно-транспортной Академии имени Л.М. Кагановича. (Впрочем, теперь она уже называлась Академией тыла и транспорта и без всякого Кагановича.)