Дальше события стали развиваться еще более странным образом. Сталин вышел из-за стола, подал мне руку и повел к двери, за которой, как выяснилось, была небольшая комната, где помещались два кресла и небольшой круглый стол. На ажурной скатерти стояла ваза с фруктами, а также бутылка саперави и два бокала.
Мы остались наедине. Он замер возле окна, прислонившись к занавеске, и стал внимательно на меня смотреть. Я начала нервничать. И что все это значит? Продолжение диалога, который мы вели в кабинете? На ум пришел пресловутый Берия. «Вот если бы он меня после танца в комнату потащил, то было бы ясно, с какой целью», – подумала я и, не зная, чем заняться, чтобы как-то прояснить ситуацию, разлила вино по бокалам, один протянула Сталину, а из второго отпила сама.
– А вот в 2010 году бытует мнение, что вашими любимыми винами были киндзмараули и хванчкара, – сказала я и, посмотрев ему в глаза, безрезультатно попыталась понять, что у него на уме.
– Нет, чаще всего я пью саперави, – он сделал глоток и продолжил: – А какие легенды ходят у вас о моей личной жизни?
Я пожала плечами:
– Если говорить о чем-то серьезном, то получается, что личная жизнь закончилась для вас в 1932 году. Ну а остальное не более чем сплетни.
Он мрачно посмотрел на меня:
– Ладно. Оставим это. Лучше пейте вино. Вам нравится?
Рассмеявшись, я сделала еще глоток и сказала:
– И вы еще спрашиваете! Хорошее саперави-то… Мы такой роскоши уже несколько лет лишены.
– В каком это смысле?
– Ну… Вроде как эмбарго…
– Что еще за эмбарго?! – Он резко поставил бокал на стол.
Мне стало совсем весело:
– Видите ли… Россия и Грузия… Дело в том, что наши страны находятся в состоянии… Как бы это лучше сказать… В состоянии конфликта. И поэтому введен запрет на продажу грузинского вина…
Сталин довольно близко подошел ко мне и сказал:
– Знаете, товарищ Санарова… Кроме вашего умения хорошо танцевать вы еще обладаете, так сказать, талантом…
Он сделал паузу, а я вопросительно захлопала своими удлиненными ресницами.
– Так вот. У вас, несомненно, дар есть – убеждать собеседника в своей правоте. Иначе я бы просто не стал с вами разговаривать. Но всякому рассказу должна быть мера.
– Уверяю вас, это чистая правда! – Отставив бокал в сторону, я поправила шарф. – Кроме того, разразился южноосетинский конфликт…
– Все!!! Хватит этой чепухи об эмбарго и русско-грузинской вражде! Пойдемте, – Сталин показал мне на дверь в углу комнаты.
Я всполошилась:
– А куда? Зачем?
– О политике там говорить будем. Обсуждать вашу контрреволюционную информацию…
Я и пискнуть не успела, как он за руку втащил меня в соседний кабинет, который оказался ни много ни мало как спальней.