Исайя, самый благородный из пророков, пророк царской крови, вел себя и вовсе непристойно, танцевал с девицами и наслаждался их срамными взглядами, лентами на головах и браслетами на ногах. Он пребывал один, а их было семеро, и вид у него был такой, будто подражая ему можно достичь истинного блаженства. Он созывал плотников и кричал: «Сюда, сюда, сотворите себе своих кумиров, делайте столько божеств, сколько хотите, и курите фимиам, и забудьте старые заповеди, бросьте их, поприте их осколки ногами!».
[115] Затем он втер мазь в тело с ног до головы и пригласил дельфийскую сивиллу на танец. Сивилла повела миндалевидными глазами и в экстазе закинула голову так, что лента с ее лба упала на землю, превратившись в змею. Но змея эта грозно зашипела не на тех двоих, слившихся воедино, а на него, кардинала. Он дрожа двинулся к чудовищу.
И дряхлый старик, похожий на Иеремию, восстал на столб, вздымавшийся до небес, распростер руки, словно Для полета. Подняв ногу, впуская ветер в складки своего одеяния, Еллинек закричал, чтобы он прекратил это, что он упадет как камень. Но было слишком поздно. Иеремия низвергся в бесконечную пустоту, и ветер развевал его одежду. Казалось, падение пророка остановило время. Оно тянулось бесконечно долго, и в какой-то момент лица летящего пророка и спящего кардинала оказались совсем рядом, как рыбки в аквариуме. Еллинек вскричал: «Куда летишь ты, Иеремия?» И Иеремия ответствовал: «В прошлое!» И Еллинек задал вопрос: «Чего ищешь ты в прошлом, Иеремия?» И Иеремия отозвался: «Познания, брат, познания!» И Еллинек вопросил: «Почему ты отчаялся?» Но Иеремия не дал ответа. Из непроглядной глубины Еллинек услышал последние слова пророка: «Начало и конец – это одно и то же. Ты должен это понять!»
Кардинал вскочил с кровати. Сон взволновал его. Перед глазами Еллинека снова и снова проносились образы танцовщиц в экстазе. Он никак не мог забыть непристойные движения пророков и сивилл. Утром он шагал по лестнице, шаркая ногами так, чтобы его было слышно. Но Джованна не вышла. Весь день он не мог сосредоточиться ни на работе, ни на учениях южноамериканских жрецов-еретиков о злых духах. Вместо этого, стоя в углу кабинета, он пытался очиститься долгими молитвами. Но это ему не удалось, и он отправился в Сикстинскую капеллу, чтобы вновь посмотреть на образы, заполнявшие его сны. Еллинек встал прямо посередине, под изображением сотворения женщины, закинул голову (так он делал уже множество раз) и с любопытством ротозея погрузился в рассматривание росписи. Через несколько минут пестрый мир закружился, закружилась и голова у кардинала. Он услышал голос Иеремии, который во сне сказал ему: «Начало и конец – это одно и то же. Ты должен это понять!» Иеремия, самый мудрый из пророков, Иеремия с лицом Микеланджело – Иеремия должен был быть ключом к разгадке. Имели ли его слова, услышанные Еллинеком во сне, какое-то отношение к надписи? И что же они означали?