— Хорошо, вот вам заявление, — я отдал листок бумаги Бордюже, итоговую коллегию проведет мой первый зам Чайка, а я тем временем лягу в больницу.
Бордюжа одобрительно усмехнулся. Там же, не отходя, как говорится, от кассы, я написал вторую бумагу на имя Строева: «Прошу рассмотреть заявление в мое отсутствие». Подписался и поставил дату: «1 февраля 1999 года».
Не помню, как я приехал на Большую Дмитровку, — хотя расстояние от Кремля до прокуратуры в несколько прыжков может одолеть даже ворона первым делом вызвал к себе Чайку:
— Юрий Яковлевич, я что-то неважно себя чувствую. Возможно, сегодня лягу в больницу. Доклад на итоговой коллегии придется делать тебе.
Чайка затоптался на месте, задергал плечами, словно бы протестуя, и я, чтобы придавить его, повысил голос:
— Доклад придется делать тебе. Тебе, и никому иному.
Следом я вызвал Розанова. Поскольку Александра Александровича я знал лучше всех, — и дольше всех, то я решил поговорить с ним без утаек. Сказал, что произошло нечто чрезвычайное.
— Александр Александрович, меня начинают шантажировать. Делается это методами, с которыми никто из нас никогда не сталкивался…
Я вкратце рассказал ему о встрече с Бордюжей, о пленке, о заявлении. У Розанова даже лицо стало другим, непонятно только, отчего — то ли от неожиданности, то ли от страха, то ли еще от чего-то; он вжался в кресло и слушал, не перебивая. Так ни разу и не перебил меня.
— Давай сделаем так: соберемся и поедем в «Истру». Ты, я, Кехлеров, Демин, Чайка… В общем, все близкие мне люди. Там нам никто не помешает все обтолковать и разобраться в обстановке.
Розанов вскочил с кресла:
— Все ясно! Так и будем действовать! — И побежал к себе в кабинет.
Через некоторое время он вернулся и сообщил мне понуро:
— Демин против. Резко против. И вообще он говорит: «Вы что делаете? Разве вы не понимаете, что все мы сейчас находимся под колпаком? Любой наш сбор сейчас воспримут, как факт антигосударственной деятельности… Собираться нельзя!»
— Но в этом же нет ничего противозаконного! — Мне сделалось противно. И этого человека я сам, собственными руками усадил в то кресло, которое он сейчас занимает. — Мы же не собираемся нарушать закон, я просто хочу обсудить все с вами и получить дельный совет. Что тут плохого?
— Нет, нет и еще раз нет, — сказал Розанов. — Демин, например, не поедет. Никогда не поедет. Никогда и ни за что.
Тут я невольно подумал: а не вызывал ли Демина к себе Бордюжа или кто-нибудь из администрации? С чего бы Демину так воинственно противиться?
«Эх, друзья, друзья… Друзьями вы оказались только до определенной отметки, до определенного порога… Вас и друзьями уже звать совсем не хочется. Раз так все складывается, придется ложиться в ЦКБ…»