— Я готов уйти. Лишь бы было хорошо нашей системе. — Потом вгляделся в меня пристально и спросил: — Юрий Ильич, а вы уверены в том, что Демин тот самый человек, который нужен Генеральной прокуратуре?
Честно говоря, я не был готов к ответу. Я работал с Деминым в ФСБ, видел его в работе, в разные кадровые бумаги не заглядывал. Хотя заглянуть надо было бы. У Демина в личном деле имелось несколько взысканий. За недостойное поведение по отношению к женщинам. Иначе говоря, он старался не пропустить мимо себя ни одной юбки, ни одной секретарши. Имелись у него и карьеристские задатки. Часто он бывал неискренен. Но все это я пропустил мимо.
Вообще, кадровые промахи — это моя главная ошибка. Я слишком верил людям, увлекался ими, не допускал даже мысли, что они могут предать или совершить подлый поступок.
Катышев тоже пришел ко мне и сказал:
— Демин — не профессионал, прокурорскую работу не знает. Это раз. Два — он очень неискренний человек. Обратите на это внимание, Юрий Ильич.
Я подумал: все-таки Михаил Борисович часто бывает колюч. Но ничего, это пройдет.
Позже выяснилось: Михаил-то Борисович был прав. А я был не прав.
Вскоре Чайка, Розанов и Демин объединились и стали дружно выступать против Катышева.
Троица эта, так неожиданно сплотившаяся, болезненно реагировала на то, что Катышев слишком много времени проводит у меня, хотя это было естественно — он ведь докладывал о ведении следствия по громким делам, это занимало время, более того, вопросы следствия всегда были главными в деятельности прокуратуры, — ловили каждое неосторожное слово, брошенное Катышевым… В общем, наметилось серьезное противостояние.
Но первое время — примерно года полтора — мы работали душа в душу. Разногласия появились позже.
Чайка, переехав в Москву, довольно долго жил на Истре. А жизнь на Истре дружная, все находятся рядышком, держатся тесно, все на виду. И работали мы до седьмого пота, и отдыхали, если хотите, так же — у нас, кстати, был свой спортдень, мы играли в футбол, ходили в баню, старались держаться в форме. Отмечали дни рождения, праздники.
Но вот к Чайке приехала жена, и Чайка стал меняться на глазах.
Прежде всего она поспешила отвадить мужа от футбола: чего ты там Скуратову мячи подаешь, как пристяжной! Не мальчик, чай!
Хотя в футболе, в игре, все мы были одинаковы, все находились в равных условиях — ну, меня, может, только по ногам били чуть меньше…
Чайка сразу сделался другим, и вот его уже совершенно не стало видно в наших компаниях. Начались интриги. Жена Юрия Яковлевича все подначивала, едва ли не публично: ты-де — практик, ты-де — умница, ты-де лучше видишь и знаешь больше разных там выдвиженцев от науки, тебе-де надо быть Генеральным прокурором, а не кому-то еще… Тогда-то и начался у нас разлад.