Вопреки ожиданиям, за перекошенной дверью сортира обнаружился не унитаз, а вонючая буро-потечная дыра: как на вокзале, с двумя стальными подошвами по бокам; ржавый бачок смотрел с самого потолка. Пережив легкое остолбенение, потянулся было прикрыть створку.
— Отставить!
— Но…
— Оправляйся!
Пальцы не слушались. Деурез тоже заколодило.
— Ну ты что там — морским узлом завязал? — добродушно спросил сержант через минуту.
* * *
— Оправились? — поинтересовался Семен Семеныч, когда он снова сел.
— Наилучшим образом, — буркнул Бронников. — Если это все, за чем привозили, разрешите откланяться.
Семен Семеныч откинулся на спинку кресла, вздохнул.
— Зря вы со мной так, Герман Алексеевич. Я ведь по-хорошему хотел.
— Да ну?
— Серьезно.
— У вас, видать, свои понятия… Мордой об стол — это «по-хорошему». Ногой по яйцам — «со всем уважением».
— А что мы? — удивился Семен Семеныч. — Что мы вам плохого сделали?
— Из Союза выгнали — раз, — ответил Бронников. — Фактически — сломали жизнь. Ни за что ни про что. Я же говорил тогда: не давал я ни в какой журнал никакой рукописи, не знаю, как она там оказалась… На работу мешали устроиться — два. У меня, между прочим, шесть изобретений в прежней жизни, а я сторожем по вашей милости. Теперь на улицах ловите, как собаку… Жене сказал, что скоро буду — позвонить не даете!
— Перестаньте, — отмахнулся Семен Семеныч. — Что вы заладили! Говорю же: поломка на линии… Что касается Союза вашего, мы вообще ни при чем. Это совершенно самостоятельная организация. Сами решают, что к чему… И потом: зачем вам в конструкторское бюро, Герман Алексеевич? КБ для вас — чистая смерть. Там не попишешь, — заметил он, усмехаясь. — То ли дело в лифтерах! Не согласны?..
Бронников с усилием улыбнулся.
— Ну конечно. Писатели — они сами. Самостоятельная организация. Даром что генералы возглавляют… А вы — вообще ангелы: во всем белом. И летаете высоко… все видите. Знаете, кому что: кому в Союз, кому в конструкторское бюро, кому под лестницу.
Семен Семеныч вытряс сигарету, сунул в рот. Чиркнул спичкой, прикурил, глубоко затянулся. Кивнул приглашающе:
— Кури́те.
— Свои есть…
— Ожесточение в вас, — сказал он, выдыхая сизый дым вместе со словами и глядя на Бронникова с таким выражением, как будто и в самом деле чего-то не понимал. — Серьезное ожесточение. Ведь я ничего плохого не хотел. Позвонил пригласить к себе. Между прочим, у нас Олимпиада на носу. Ведем большую профилактическую работу. Вы в этой связи находитесь, некоторым образом, в круге нашего внимания… Поговорить, просто поговорить! Заметьте — не сотрудничество предлагал, а просто встречу!