— А этого мы, Гера, знать не можем.
— Ну хорошо… а еще примеры можете привести? Где еще кажется, что я выдумываю?
Шегаев хмыкнул.
— Да на каждом шагу. Чего ни коснись. Вот, например, бухгалтер Вагнер, в прошлом психиатр…
— Это я понимаю, — поспешил перебить Бронников. — Бухгалтера я с Юрцовского отчима списал, с покойного.
— Да я не против. Читать странно, конечно, потому что я никакого Вагнера отродясь не встречал… но я же говорю — мне в вашу кухню лезть не след, — Шегаев пожал плечами. — Или вот, скажем, про эту лису.
— А что про лису?
— Не было никакой лисы. Не знаю, откуда вы ее взяли. То есть, может, и была, но никто не видел. Так сказать, история сведений о ней не сохранила. А вы черным по белому пишете: лиса. Выла вслед обозу.
— Игорь Иванович, разве это выдумка? Если я напишу «птица пролетела», это тоже, что ли, выдумка? Птицы беспрестанно туда-сюда летают, какая-нибудь в любую секунду может пролететь!
— Я не спорю… я сразу сказал: ваше право. Писательское… Но, с другой стороны, вы кое-что здорово угадали. Я вам этого не рассказывал… вот это мне особенно понравилось.
— Что, что я угадал? — снова засуетился было от счастья Бронников, но тут же взял себя в руки. — Например?
— Да вот про Камбалу, например… был там такой, да, очень похожий. Только его Рубцом звали — трех пальцев на левой руке не хватало. Еще насчет начальника станции похоже…
— Петрыкина?
— Я не знал фамилии… он у вас Петрыкин? Ну да, насчет Петрыкина. Как живой! Между прочим, я его и впрямь потом в красной шапке видел. Только на другой станции, не на Галечной…
— Не на Песчанке, — поправил Бронников.
— Ну да, если по-вашему — не на Песчанке. Его, как освободился, начальником Комсомольской сделали…
— А заметили, что я слово «сателлит» в старом написании использовал?
— Ну а как же, конечно. Тогда так и говорили…
В общем, мало-помалу Игорь Иванович разговорился и пролил на его измученное неизвестностью сердце целые пригоршни бальзама: и то ему, оказывается, понравилось и запомнилось, и это, а кое-что даже рассмешило, и теперь он снова посмеивался, вспоминая прочитанное.
Бронников улыбался, гладил лежавшую на коленях папку.
— Ну что ж, — вздохнул Игорь Иванович. — Пойду, пожалуй.
— Да посидите! Помните, что завтра проводы у нас?
— Помню… вот уж радость, — Шегаев скривился. — Занесет еще парня куда-нибудь не туда. Толкуй потом… что умер честно за царя, что плохи наши лекаря…
Надо сказать, о своих отношениях с Шелепой и мастеровыми Бронников Шегаеву не рассказывал: отчего-то язык не поворачивался. И Юрцу наказал строго-настрого.