— Ш-ш-ш, — пробормотал он ей в волосы, когда ее рыдания возобновились.
Она сглотнула, пытаясь успокоить всхлипы — не плачет ли она слишком много? — и спросила:
— А ты можешь сказать, с ребенком все в порядке после всего этого?
Она могла почувствовать знакомое спокойствие его концентрации под ее руками, когда он погрузился в ее Дар.
— Да, кажется так, — сказал он, возвращаясь и моргая, его глаза слегка блестели в тенях и свете костра. — Насколько я могу сказать, по меньшей мере. Знаешь, она не больше твоего мизинчика. Но я попрошу Аркади проверить, когда мы встретимся снова, на всякий случай.
Фаун растаяла от облегчения. Но…
— Она? Теперь ты уверен?
— Ага, — сказал он, и его голос звенел от легкой тайной радости оттого, что с ней было все в порядке. Когда она снова вздрогнула, он сказал ласково: — Мы назовем ее Мари.
Его мягкое поддразнивание было спланированным отвлечением ее от замогильных мыслей, и она была благодарна ему за это.
— Эй, а меня спросить не нужно? — Она подумала. — А как насчет Нетти?
— Дирла — прекрасное имя для умной сильной девочки. Или Сумах.
— Будет сбивать с толку, если Сумах будет поблизости вместе с Аркади. Может, позже.
— Позже, — пробормотал он. — О! Мне нравится это «позже».
— Только никаких зверят. Я иногда гадаю, чем думали мои родители. — Они явно не представляли себе взрослую женщину, тогда или позже. — Представляешь себе бабушку, которую все еще зовут Фаун-Олененок?
— И с огромным удовольствием.
Она захихикала и добродушно пихнула его:
— Лишь бы ты не начал мне говорить однажды: «Да, мой Олень[9]».
Она чувствовала его улыбку в своих кудряшках и в конце концов достаточно согрелась, чтоб ее дрожь унялась. Она задумалась, с каких пор тонкое одеяло на обычной траве начало казаться ей такой неописуемой роскошью. «С тех пор, как Даг в нем со мной, и мы в безопасности.» Безопасность, а не покрывало было настоящим источником ее комфорта, поняла она. И комфорт людей рядом с ними тоже, — едва не потерявших друг друга, спящих рядом на комковатых одеялах вокруг костра этой ночью не только затем, чтоб было теплей. Она обняла его крепче и, несмотря на все свои раны и разбегающиеся мысли, заснула.
Даг проснулся в сером свете в эдакой затопившей все летаргии, которая обычно следовала за огромным усилием. «Да, я уже бывал здесь раньше…» Он не настолько устал, чтобы не убедиться наощупь, что Фаун все еще здесь, в их одеяле, теплая и мирно спящая под его рукой, как она и должна была. Его затуманенный разум содрогнулся от всего-что-могло-случиться и на чем он вчера запретил ей останавливаться; и с новой силой его ударило осознание того, как мало значимости имело для него спасение мира, в котором ее бы не было.