— Шапку на уши сильнее натяни, — советую я.
— Спасибо, напарник, за заботу, у тебя всегда, получается, утешить девушку. Слушай, Кирилл! — она едва не подскакивает на месте.
— Ты чего? — удивляюсь я.
— А как здесь Рита прошла? Она же такая здоровая в образе питбуля.
— Вряд ли она выбрал этот путь, думаю, есть другие, обходные пути, — мне становится очень грустно, едва сдержал слёзы.
— И всё же, она здесь прошла.
— С чего ты взяла?
— Посмотри, это не её вещмешок?
Действительно, в путанице из проволоки завяз знакомый предмет. Кидаюсь к нему, развязываю узел, в нём Ритины вещи.
— Значит, чтоб пролезть сквозь лаз, она приняла обличие человека, — делает вывод Эдик.
— Представляю, как ей сейчас непросто, — мне настолько становится за неё страшно, что для себя принимаю решение, если она выживет в страшных лабиринтах заброшенного метро, её не брошу. Образ Стелы, болезненно сжав сердце, отступает на второй план, перед глазами возникает трогательное лицо Риты, её неизменный румянец на щеках и пылающая любовь в глазах.
— Не раскисай, напарник, Рита в состоянии за себя постоять, — Катя жёстко смотрит, слегка прищурив, горящие изумрудным огнём, глаза. Она лезет крысиный ход и вскоре, дрыгнув ногами, исчезает.
— Теперь ты, Эдик.
— Вроде как идёт кто-то. Слышите, шаги? — встрепенулся друг.
— Быстрее лезь! — толкаю его.
— Нет, я остаюсь, вы не успеете, — останавливается как вкопанный Эдик.
— У тебя нет автомата, лезь быстрее, — меня окатывает волной ужаса, все мы слышим тяжёлую шаркающую походку. В глубине туннеля вырисовывается силуэт огромной женщины.
— Проснулась, всё же, — застонал Герман Ли, бросается на землю, прячется за ржавой арматурой и готовится к стрельбе.
— Эдик, ты нам мешаешь! — зло ору я, сильно толкаю в спину. Он падает, рассекает лицо об осколок бутылки, обтирает кровь, на лице возникает гримаса сожаления и нехотя протискивается в узкий лаз.
Падаю рядом с Ли. Он отодвигается от меня:- Кирилл, я прикрою, уходи.
— Ты чего, считаешь, я тебя брошу?! — возмущаюсь я.
— Товарищ старший лейтенант, иди на хрен, говорю же, прикрою, зачем нам двоим погибать! — зло выкрикивает Герман Ли.
— Ну, уж нет, дорогой, ты мне не указывай, — щёлкаю затвором, целюсь в жуткую фигуру.
Она идёт медленно, знает нам деваться некуда. Под её весом прогибаются рельсы, ломаются шпалы, её единственный глаз горит мрачным огнём и она улыбается. О, какая страшная у неё улыбка! Душа вымерзает, кровь стынет в венах…
Нервы у Ли не выдерживают, он начинает беспорядочно стрелять, но пули веером расходятся вокруг её тела, как дождь от автомобильных дворников.