Поверженный мною противник никак не может прийти себя, втыкаю рядом меч, вопросительно смотрю на солдат. Они, посмеиваясь, расступаются, хромая на обе ноги, плетусь наверх.
Башен нет. Естественно, что я там ожидал увидеть? Не построили ещё! Передо мной плато, стоят каменные и деревянные сооружения, гарцуют всадники, на зелёной лужайке тренируются на мечах солдаты, на возвышенности стоит скульптура грозному Зевсу.
Народа не слишком много, в основном военные, кое-кто даже в красных туниках и гребнями на шлемах, но есть и гражданские лица: управляющие, инженеры, простой, но свободный люд, а есть и рабы, они резко контрастируют от других граждан, одеты в рубища, пустые глаза.
В отдалении белеет выемка в плато, оттуда доносится звон об камни, скрежет пил. Белая пыль, словно шапка, зависла над выработкой, а на огромной высоте парят орлы.
На небольшой площади замечаю скопление народа, к деревянному кресту привязывают человека. Меня тянет словно магнитом, сильно хромая едва не бегу. Продираюсь сквозь толпу и мгновенно схлестнулся взглядами с привязанным человеком, это папа Римский Климент. Он смотрит на меня с ненавистью, а во мне разливается сожаление.
— Могу вам чем-то помочь, святой отец? — я искренен в своих чувствах.
— Он назвал этого раба святым! — восклицают в толпе. — Это один из христиан! На крест его!
— Не христианин он, змей-искуситель! — передёргивается в отвращении Климент, сплёвывает мне под ноги. — Запомни, тебя всё равно разыщут Слуги Христовы, твоя смерть будет лютой!
Его плашмя бьют мечом по губам, они трескаются, кровь липкой струёй льётся на обнаженную грудь.
— Шёл бы ты отсюда, — зло говорят из толпы.
Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, здесь я чужой для всех, горечь и сожаление в сердце. Почему так? По жизни стараюсь никого не унижать, но получаю оплеух сполна.
У обрыва останавливаюсь, представшая перед глазами картина успокаивает, море зажато с двух сторон лесистыми берегами, дышит как живое. На военных судах, что отошли раньше, осушили вёсла, растягивают паруса, ветер попутный. Интересно, куда они пойдут, в Херсонес или сразу в Рим.
Внизу, знакомые мне уже солдаты, грузятся на палубу, грузчики закатывают тяжёлые бочки, заносят клетки с птицей. Эти, очевидно, точно в Рим пойдут, основательно загружаются.
Рядом раздаётся смех, оборачиваюсь, две богато одетые молодые девицы переглядываются между собой, указывают на мои брюки и веселятся. Конечно, по их представлениям, настоящий мужчина должен ходить в юбке. Очень старый, но, наверное, в прошлом весьма сильный гражданин, в светлой тунике, пренебрежительно глянул на меня. Он цыкает на девиц, взмахивает палкой из виноградной лозы, но те ещё больше веселятся, правда, всё же, спешат убраться, от греха, подальше.