Оглядываюсь к следователю:
— Камера…
Он кивает:
— Можешь рассчитывать на ментовскую…
— Вперед, я сказал! — конвойный входит во вкус. Чувствует себя палачом.
Улыбаюсь, смотря себе под ноги. Этот парнишка — мой последний шанс.
Он ведет меня по коридорам, подталкивая в спину острой пикой автоматного дула. Выводит на улицу, в морозную утреннюю свежесть.
Солнца нет. Только его белый, тусклый свет над крышами многоэтажек. Воздух дрожит от холода. На газонах у крыльца серебрится иней.
Вздрагиваю. И начинаю действовать.
— Ну, что, мразь? — стараюсь развернуться на обледенелом крыльце. — Прокурорская шестерка! Дай сигаре…
Он бьет меня кулаком в живот так, что перехватывает дыхание. Из легких, с сипом, вылетает белесый пар. Сгибаюсь пополам от дикой боли.
В кишках, разбуженный и недовольный, ворочается гастрит. Хватается за кишки и поднимается в полный рост.
— Эй! — конвоир передергивает затвор. — Ты брось это!..Ну-ка…
Голос взмывает ввысь. Испаряется. Исчезает.
Оседаю на ступени, заваливаясь набок. Медленно погружаюсь в обморочные воды, словно тяжелый танкер. Цепляюсь за собственные глухие стоны. Но их вес слишком мал. И, спустя мгновение, я ухожу на дно вместе с острыми обломками…
…Небо. Совершенно бесцветное, поседевшее. Оно смотрит на меня сквозь пыльные стекла и молчит.
Я лежу на кушетке, в салоне скорой помощи. На окнах — красные наклейки крестов. За ними — застывшие глаза предстоящей зимы. Вокруг меня — люди. Врачи в синих куртках. И, тот самый, молодой конвоир. С автоматом.
За скорой следует УАЗ. Замечаю мигалки на крыше.
Закрываю глаза.
Утренний час. Дороги пусты. На пробки рассчитывать не приходится.
Правое запястье до сих пор сжимает наручник. Видимо паренек приковал меня к себе, опасаясь побега.
Насмотрелся голливудских боевиков!..
Сжимаю левую ладонь в кулак. Гляжу из-под опущенных век.
Мальчишка смотрит в окно, опустив оружие в пол. Уставшие после ночной смены врачи, дремлют.
Когда отец лежал обожженный на дне ущелья, взятый в кольцо десятком боевиков, говорило ли с ним небо? Звало ли? Или морщилось, в отвращении разглядывая перебитые ноги?
Приподнимаюсь на локте и резко бью, не успевшего дернуться конвоира, в челюсть. Левой, что есть силы, вышибая из десен кровь, выламывая зубы. Красная морось бьет в боковое стекло, словно выстрел из водяного пистолета. Он пытается подняться. Размахиваюсь и бью еще раз. Туда же. Изо всей силы, выбивая из пальцев суставы. Паренек валится на сидение. Сползает на пол. Врач, сидящий слева, у заднего выхода, пытается накрыть меня весом собственного тела. Бью его в грудь ногами, и он с криком отлетает назад, спиной распахивая створки дверей.