Мысли путаются в голове. Его объяснения сбивчивы и непонятны, словно он специально все усложняет, рассчитывая на мою наивность. Если я возьму его за руку, не заведет ли он меня в гнилые гаражи, как старый педофил, с одной единственной мыслью об изнасиловании?
Я слышу Сашкин шепот. Она говорит мне о том, что нужно идти. Что волшебники властны над тьмой и бояться нечего. Но на этот раз я хочу быть предельно осторожной.
— Это не опасно?
— В любой момент я смогу вас разбудить. По первому вашему желанию.
— Вы обещаете?
— Да. Обещаю.
Глубоко вздыхаю.
— Что ж…раз это всего лишь сны…я согласна.
— Вы боитесь, что эти видения могут быть чем-то еще? — смотрит на меня поверх очков. Прячу глаза. Растерзанные ногти горят огнем.
— Я так мало сплю, что и не знаю уже, где сон, а где реальность. Простите, это звучит глупо, я понимаю…
— Нет, нет. Я сталкиваюсь с такими случаями довольно часто. Вы не одиноки в своей проблеме. Порой мне кажется, что плохой сон — эпидемия современной молодежи. Не бойтесь. Я помогу вам понять, что реально. Ложитесь на кушетку, я дам вам подушку и одеяло…
Наверное, стоит отказаться, ведь это лишнее, но я понимаю, что на голой кушетке, в чужом доме, принцесса не сможет заснуть. Поэтому киваю, неловко улыбаясь, и он уходит из кабинета, оставляя меня одну. И когда я, несмотря на запреты, все же поднимаю фотографию со стола, мне начинает казаться, что все это часть одного плана. Логичного, расчетливого, вычищенного до блеска… Волшебник все знал наперед. О том, что я соглашусь, о том, что приду. И о том, что захочу узнать, почему он прячет от меня фото своей дочери…Боже. Может ли это быть правдой? И если да, то в чьем логове я сейчас нахожусь?..
Поворачиваю рамку фотографией к себе.
Да. Я не ошиблась. На ней действительно маленькая девочка. Но совсем не похожая на котенка. Кукла, с темными кругами глаз. В белом платье, больше похожем на больничную пижаму…
Кладу фотографию на место. Она холодная, будто лед.
Это так больно и печально, видеть тех, кто ушел. Мы хороним своих близких живыми, и они говорят с нами из могил. Их голоса должны становиться нашей совестью, оберегать от ошибок, но часто превращаются в темноту, в которой рождаются только ненависть и страхи.
— Она умерла от лейкемии.
Вздрагиваю. Волшебник стоит в дверях, с одеялом и подушкой. Смотрит сквозь меня, вдаль выгоревших туннелей памяти.
— Простите.
— Ей было десять, когда мы смирились. Когда поняли, что она все равно умрет, несмотря на нашу агонию. В десять дети все понимают, и они куда умнее взрослых, выучившихся по книгам психологии. Ей нужно было наше тепло в те последние годы перед неизбежной разлукой. Но мы носились по больницам, позабыв об этом. А когда поняли, осталось слишком мало времени, чтобы вместить в него всю оставшуюся жизнь.