Никакого уважения ни к должности, ни к партийному стажу.
– Это негигиенично, – пролепетала Виктория.
– Зато шею сломать, голову разбить – очень гигиенично! – возмущалась женщина-врач. – Уборку влажную проводить в помещении – не меньше двух раз в сутки! Не меньше!
Виктория послушно кивала и чувствовала себя… ну вот в точности, как в детстве, еще при царе, когда люди еще не обрели свободы, были скованы условностями и тащили на себе груз исторической вины.
К счастью, с Октябриной обошлось. Она не сломала шею и не разбила голову, просто ушиблась и напугалась. Дети гибкие, как кошки, если их распеленать, они при падении инстинктивно группируются, выставляют вперед ручки и ножки, чтобы смягчить удар. Бывает хуже, когда дети падают нераспеленутые.
Но это падение со стола стало для них как бы дурным знаменьем. Таких страшных случаев больше не было, однако Виктория и потом не раз оказывалась недостаточно проворна. Погруженная в свои статьи, лекции, исторические изыскания, не поспевала она за Октябриной.
Страшный удар нанес Виктории ХХ съезд партии. Умом, внутренне присущим ей чувством справедливости, тем, что люди за неимением других синонимов называют совестью, она понимала, что надо сказать правду о злодеяниях и несправедливостях, надо выпустить невинных из лагерей, надо вернуть оклеветанным честное имя. Но уж больно страшна эта правда. А новые лидеры не внушали ей доверия. За Сталиным народ шел, а за этими – во главе с Маленковым и Хрущевым – разве пойдет? Нет, не пойдет.
И, главное дело, реформы оказались уж больно половинчатыми. Так сказать, «без Сталина по сталинскому пути». Фестиваль 1957 года, обрушивший границы, конкурс Чайковского с первой премией Ван Клиберну (ходили слухи, будто потребовалось личное вмешательство Хрущева: в ЦК считали, что наши непременно должны быть первыми, хотя и жюри, и публика были на стороне американского пианиста), «Новый мир» и «Юность», «Один день Ивана Денисовича», поэтические концерты в Политехническом – это все с одной стороны. А с другой – подавление восстания в Венгрии, Берлинская стена, травля Пастернака, журналы «Октябрь» и «Огонек», скандал на выставке в Манеже, искореженный фильм «Застава Ильича», позорное дело валютчиков, расстрелянных по закону, которому придали обратную силу, и многое, многое другое…
Особенно остро эту половинчатость ощутила молодежь. Октябрина как с цепи сорвалась. Отказывалась носить пионерский галстук, при первой же возможности срывала с шеи. Когда Виктория приступила к ней с вопросами, ответила: это для малышни. То же самое с комсомольским значком. Сидеть на собраниях, изнывать от скуки, кому это надо? Ей хотелось как можно скорее стать взрослой.