Анита пренебрегла ими и, лишь бы побыстрее, съела обед, не разогревая, посмотрела в дневнике, какие нужно приготовить уроки на завтра, выбрала нужные учебники и тетради и сунула их в рюкзак.
— Ты готов в путь? — спросила она Мьоли, сидевшего на холодильнике.
Анита вяла котенка и сунула в карман куртки, и Мьоли очень неплохо устроился там, высунув мордочку и две белые лапки.
— Идем!
Анита двинулась по улице, перешла мостик и пробежала по площади Борго, придерживая карман, чтобы котенок не вывалился.
В яркий солнечный день, когда берега оживлены, когда на канале Джудекка бурлит плавучий овощной рынок, Разрисованный дом нисколько не пугал. Самый обыкновенный старый венецианский дом с белым кружевным рисунком крыши и со всеми приметами своего возраста. А в этот день госпожа Блум открыла к тому же все ставни.
Анита вошла в вестибюль. Узкая лестница залита светом. Солнце вливается в распахнутые окна, и в его лучах пляшут тысячи пылинок. Анита прошла в сад, в увитую виноградом беседку, и оставила рюкзак возле столика.
Мьоли выбрался из кармана.
— А ты смотри веди себя хорошо! — велела ему девочка. — Понял? Мне совсем неохота искать тебя по всему городу, как вчера!
Котенок поднял голову и стал вылизывать свою шерстку, и Анита приняла это за согласие.
— Будь умницей! — добавила она и вернулась в вестибюль, собираясь подняться к маме.
Сверху, из большого зала на третьем этаже, доносилась музыка.
— Привет! — крикнула Анита маме.
Та находилась на самом верху лесов и наклеивала липкую бумагу на потолочные балки.
— Привет! — откликнулась художница-реставратор. Потом вздохнула и опустилась на колени. — Если бы только твой отец знал, что я позволяю тебе такое…
— А что?
Госпожа Блум указала Аните на одну из металлических стоек, которые поддерживали леса:
— Посмотри сюда. Видишь вот эти пазы. Поднимись по ним, как по ступенькам. Но будь осторожна.
Анита тотчас начала взбираться на леса, и они задрожали.
— Осторожней!
Девочка быстро поднялась наверх к матери.
— Вот моя обезьянка… — произнесла шутливым тоном госпожа Блум, взъерошив дочери волосы. — Будь осторожна. Закружится голова — опустись на четвереньки.
— Хорошо.
— И самое главное… не урони ведро с краской. Оно обойдется мне дороже платы за твое лечение.
Анита показала маме язык. Она понимала, что та шутит. И ей нравилось это. Так шутят взрослые.
И сейчас ей не терпелось поскорее увидеть обезьяну.
— Где она? — спросила Анита.
Ее мама прошла на противоположный край площадки, к самому углу.
— Вот здесь, — сказала художница-реставратор, поднимая светильник, и ярким белым лучом осветила обезьяну с живыми, хитрыми глазами, короткой рыжей шерстью и густыми бровями.