Я подвел Магдалину к Уорду. Франк хмуро и пристально глядел на нее.
— Сэр Джон Уорд, — сказал он, — я давно хотел просить у вас разрешения представить мою жену.
Уорд соскочил с подоконника, вытянулся, поджал губы. Он сразу, видимо, оценил красоту Магдалины. Нагнулся над ней, как журавль в колодезь:
— Я счастлив. С вашим мужем мы уже большие друзья, леди. (В этом некстати брошенном «леди» было больше фамильярности, чем уважения.)
Магдалина очаровательно порозовела, ответила, что не смеет надеяться быть его другом, но «когда в этом ужасном Омске видишь англичанина — кажется, не все еще в жизни потеряно»...
— Леди, перед красивой женщиной открыт весь мир...
Надлежащее впечатление было произведено. Я сказал Уорду, что исполнил его просьбу и нашел ему секретаря, знающего три языка. Поняв наконец, что этот секретарь — Магдалина, Уорд пришел в неподдельный восторг. Он заговорил о Лондоне, о Париже, о русских женщинах и сибирской зиме, даже о Льве Толстом... Предложил Магдалине руку, и они последовали в банкетную.
Франк задержал меня.
— Слушай, — сказал он, потирая висок, — Уорд на чем свет ругает Жанена. Не дать бы маху насчет ориентировки.
— Вздор! — ответил я. — Англичане и французы по-разному представляют будущее России, только и всего.
— Ну да, Уорд демократ, а Жанен...
— Не валяй дурака! Какая там к черту демократия! А что касается ориентировки — дело вкуса, — под каким соусом нравится, чтобы тебя слопали.
Франк захохотал. Кокаин разлагает остатки его мозгов.
Скандал, которого все с нетерпением ждали, произошел после горячей закуски. Есаул из отряда Красильникова, опорожнивший нарзанную бутылку голого спирта, воодушевился, оттолкнул стул и провозгласил тост за великого князя Николая Николаевича. Музыканты грянули Преображенский марш. За столом началось неистовое возбуждение, даже Жанен несколько растерялся, стоя с бокалом в руке и с улыбкой оглядывая собрание. Некоторые лица, в том числе Савватий Миронович Холодных и все красильниковские офицеры, так неистово орали «ура», что членам директории — Авксентьеву и Зензинову — оставалось только с большим моральным уроном покинуть банкет. Выскочив в вестибюль, Авксентьев накинулся на атамана Красильникова:
— Позвольте вам заметить, ваши офицеры ведут себя недопустимо!
На это атаман с хохотом ответил главе правительства:
— Так точно, ребята веселые.
Всегда уравновешенный чистенький Зензинов неожиданно накинулся на атамана:
— Прежде всего ваша обязанность охранять власть! Мы власть! Мы требуем!
Авксентьев, теряя равновесие:
— Я требую, как глава правительства, я требую представить мне список всех нарушителей революционной дисциплины!