Не Китти. Кто-то другой. Кто-то, кому она позвонила из Вудз-Энда? Допустим, возбужденная Китти сказала кому-то, что Армиджер лежит без сознания в амбаре. Допустим, этот кто-то имеет или неожиданно находит вескую причину добить Армиджера. Вину можно свалить на Китти. Редкая удача. Такой шанс выпадает раз в жизни.
На эту мысль Джорджа навела сама Китти. Разумеется, совершенно бессознательно. «Если меня осудят, я не смогу получить наследство, ведь так? Что же тогда будет с деньгами?» И еще: «Прекрасно! Тогда Лесли и Джин больше не придется нуждаться, они будут богаты».
Стечение совершенно случайных обстоятельств создало убийце идеальные условия. Ему не пришлось даже терзаться муками совести из-за гибели Китти. Ведь она «совершила» неумышленное убийство, за которое не приговаривают к смертной казни. Но даже если убийство неумышленное, виновник не может получить наследство после смерти жертвы. Если бы Китти осудили, она, даже лишившись денег Армиджера, вышла бы из тюрьмы обеспеченной и еще довольно молодой женщиной. Четверть миллиона. Да за такие деньги убийца сумел бы даже убедить себя в том, что не причинил ей особого зла. Этот куш наверняка заглушил бы любой голос совести.
В этих рассуждениях было два слабых места. Во-первых, Лесли не имел машины, на которой он мог бы примчаться в тот вечер к амбару. Во-вторых, у него не было телефона. Позвонить Лесли можно было только днем на работу. Два непреодолимых препятствия. Впрочем, одно из них уже преодолено, поскольку Лесли мог пользоваться фургоном Барни Уилсона в любое время. Запасной ключ был у него, а фургон стоял совсем рядом, во дворе автопарка. А что, если и второе препятствие окажется столь же пустячным?
Дело усложнялось. Но Джорджа не оставляла мысль, что истина проходит сквозь всю эту путаницу прямой линией, словно выведенной по линейке. А истина заключалась в том, что человек, получивший возможность сорвать куш в четверть миллиона, вполне может отказаться от жалких шести сотен.
Вот только телефона у Лесли нет.
Воскресным вечером Доминик пришел к отцу. У него был такой решительный вид, что Джордж сразу понял: мальчик настроен на серьезный разговор. Банти ушла в церковь. Оно и к лучшему. Джордж не возражал бы против ее присутствия на совещании, но Доминик явно хотел поговорить наедине, считая, что матерей следует ограждать от таких ужасных вещей, как убийства. Преисполненный сознанием свалившейся на него ответственности, он, похоже, осуждал отца, все эти годы делившегося с ней своими тайнами.
— Пап, я все думал об этих перчатках, — начал он, усевшись напротив Джорджа и взгромоздив локти на стол.