Все как раньше, ничто не изменилось. Хотя работал Петр Иванович при этом морге почти двадцать лет. Все обещали ему выделить квартиру в Москве. Но… Вместо него выдавали жилье семейным врачам, у кого были дети, старые родители. И его очередь безнадежно отодвигали. Но не скандалил он. Пожимал плечами. И снова уходил в свой дом. Впрочем, он не очень печалился тому, что живет на окраине рядом с моргом в доме без удобств. Он даже привык к своему дому, какой, словно душа, состоял из единственной комнаты и был весь нараспашку.
Когда впервые привел сюда Оксану, она даже удивилась, что так убого и скудно живет врач. Потом привыкла. А может, стерпелась. Хотя не раз подозревала своего престарелого хахаля в чрезмерной скупости. Но узнав, сколько он получает в месяц, прониклась теплом к мужику, какой, отказывая себе во многом, берег деньги, чтобы оплатить свиданье с нею.
Он не делал ей подарков. Не позволяли возможности. Не поил марочными винами, не кормил деликатесами, делился с нею всем, что имел сам, хотя явно смущался скудости своего стола. И, случалось, шутил…
— Я, конечно, мог бы пожарить к твоему приходу печенку. Еще вчера она была теплой, совсем свежей. Но утром того покойника похоронили, попросив зашить все внутренности… А то бы!.. Молодой был парень. Пырнули его ножом в подъезде дома. Жил и не стало человека! А печенка была здорова!
Оксанку вначале мутило от подобных разговоров. Но Петр Иванович был патологоанатомом. Иначе шутить не умел.
— Вчера одного потрошил. Перебрал, гад. Полный желудок армянского коньяка был. Я, чтоб добро не пропало, слил его в банку. Всех рабочих кладбища опохмелил поутру. Когда узнали, где взял, головы вмиг болеть перестали. В ногах резвость появилась. Наперегонки к ограде побежали, к воротам, словно за ними тот покойник бежал, у кого коньяк забрал. Зачем он ему на том свете? Знал бы, что придешь, сберег для тебя!
Оксанка выскакивала за дверь. Ее рвало даже при мысли, что можно пить коньяк из желудка мертвеца. А Петр Иванович затаскивал в дом и, дав воды для успокоения, обещал больше не шутить столь примитивно. Но сказывалась привычка. И забыв, говорил:
— Все хотелось мне узнать, что едят крупные банкиры? Отчего они такие тучные и розовые? А не далее как три дня назад, привезли мне одного из таких. Под ним стол скрипеть стал. Я-то думал, в этом мужике ветчины с колбасами, икрой и крабами на пяток ящиков наберется! Оказалась банальная гречневая каша! Ею в Польше и в Германии свиней на сало откармливают! А у нас — банкиров! Попробовал и я! Прямо из его пуза — ложкой. Ничего, знаешь! Натуральным сливочным маслом была заправлена! — смеялся Петр Иванович.