исп. — Белла С. Даркин, секр. — казначей.
Я прочел письмо дважды, прежде чем сообразил, что у меня сроду не было никакого контракта, содержащего третий параграф (равно как и все прочие).
В тот же день посыльный привёз мне в мотель, где я держал чистые сорочки, пакет. В нем была моя шляпа, ручка, запасная логарифмическая линейка, куча книг и личных писем, а также ряд документов. Но чертежей «Универсальной Салли» там не было.
Некоторые документы были очень любопытные. Например, мой «контракт»: там, ясное дело, был третий параграф, по которому меня могли выгнать без предупреждения, с выходным пособием в размере трехмесячного заработка. Но седьмой параграф был ещё интереснее.
Согласно этому параграфу я обязуюсь в течение пяти лет не поступать на работу в конкурирующие фирмы, не испросив ранее согласия у прежнего нанимателя, платившего мне соответствующую «компенсацию» в случае увольнения. Иными словами, я могу возобновить работу в любое время; надо только прийти со шляпой в руке к Майлсу и Белле и попросить у них разрешения. Шляпу, видимо, мне вернули именно для этого.
Но пять долгих лет я не мог работать над бытовыми приборами без их разрешения. Проще, наверное, самому себе горло перерезать.
Были там и надлежащим образом оформленные копии актов передачи мною прав на все мои патенты фирме «Золушка Инк.» — на «Золушку», на «Чарли» и ещё на некоторые мелочи. «Универсальная Салли», конечно, запатентована ещё не была. (Это я так думал. Как было на самом деле, я узнал позже.)
Но я никогда не переуступал своих патентов. Я даже лицензий на них не оформлял: корпорация была моим детищем, и я не видел в этом срочности. Последними тремя документами были: сертификат на мои акции (кроме тех, что я подарил Белле); заверенный к оплате чек; и письмо, поясняющее каждую строку чека: зарплата, за вычетом накладных расходов; трёхмесячная зарплата как выходное пособие; компенсация за «седьмой параграф» и, наконец, надбавка в тысячу долларов «в знак признательности за особые заслуги» — последнее было очень мило с их стороны.
Перечитывая эту поразительную подборку, я успел понять, что я был не слишком умён, подмахивая подряд всё, что Белла мне подсовывала на подпись. А в том, что подписи были мои, сомневаться не приходилось.
На другой день я настолько успокоился, что пошел посоветоваться с адвокатом — очень ловким, жадным и не слишком разборчивым в средствах. Сперва он хотел взяться за это дело — за приличный процент. Но, закончив разглядывать мои экспонаты и узнав подробности, он скис и сложил руки на животе.