Может, и вовсе не следовало посылать это Рики.
Нет. Если со мною что-нибудь случится — пусть это достанется ей. Вся моя «семья» состояла из Рики и Пита. И я стал писать дальше:
Если вдруг я не увижусь с тобой в течение года — значит, со мной что-то случилось. Тогда позаботься о Пите, если сумеешь его разыскать, и, НИКОМУ НЕ ГОВОРЯ НИ СЛОВА, отвези малый конверт в любое отделение «Бэнк оф Америка», отдай работнику траст-отдела и попроси его вскрыть.
Обнимаю тебя и крепко целую.
Твой Дядя Дэнни.
Потом я взял новый лист и написал: «3 декабря 1970 года, Лос-Анджелес, Калифорния. — Я, Дэниэл Б. Дэвис, сим передаю принадлежащие мне ценные бумаги (здесь я указал реквизиты и номера моих акций «Золушки Инк.») на доверительное хранение «Бэнк оф Америка» на имя Фредерики Вирджинии Джентри с тем, чтобы они были переданы ей в собственность по достижении ею двадцати одного года» — и подписался. Намерения мои были ясны, и это было лучшее, что я мог придумать за прилавком аптеки, под завывание музыкального автомата прямо над ухом. Это гарантировало, что Рики получит акции, если со мною что-нибудь случится, и что Майлсу и Белле они ну никак не достанутся.
Но если всё обойдется, то я смогу просто попросить Рики вернуть мне конверт, когда повидаюсь с нею. Я специально не стал заполнять раздел «изменение владельца» на обороте сертификата: в случае чего мне не придется оформлять кучу бумаг (это очень сложная процедура, когда несовершеннолетний отдаёт распоряжение о передаче ценных бумаг), чтобы получить сертификат обратно — достаточно просто порвать отдельный лист бумаги. Я убрал сертификат и сопроводительное письмо в меньший конверт, заклеил его, положил вместе с письмом к Рики в большой конверт, наклеил марку, написал адрес Рики в скаутском лагере и бросил в ящик у дверей аптеки. Судя по надписи на нем, следующая выемка будет через сорок минут. Я влез в машину с чувством заметного облегчения — не столько от того, что мои акции теперь были в безопасности, сколько от сознания, что я разрешил свой главный вопрос.
Ну, точнее, не «разрешил», а просто решил идти навстречу трудностям, а не бегать от них, не прятаться в норку, как Рип ван Винкль какой-нибудь, и не пытаться утопить их в спиртном различной крепости. Я, конечно, хотел увидеть двухтысячный год. Но я и так его увижу, только чуть позже — когда мне стукнет шестьдесят. Возможно, я ещё буду в этом возрасте на девочек поглядывать. Куда спешить-то? Нормальному человеку ни к чему прыгать в следующее столетие. Это всё равно что смотреть конец фильма, не зная, что было перед этим. Надо просто радоваться жизни тридцать лет подряд — тогда я, вероятно, легче сумею понять двухтысячный год, когда он наступит.