— Ты сегодня свободен? — спросил Андрей.
— В общих чертах — да. А что? Я нужен? Слушаю, в чем дело?
— Твоя бээмве на ходу?
— Пока еще.
— Если не трудно, не сможешь ли ты съездить со мной за город? По Старо-Калужскому шоссе. В чем дело — расскажу потом.
Спирин превесело крякнул:
— Признаться, Андрюша, по некоторым причинам я с утра на радостях в некотором подпитии, поэтому за руль своей «тачки» садиться бы не хотел. Ради твоей безопасности. Но — каин проблем. Двинем на твоей же машине. Я только должен звякнуть Якову и предупредить.
— Этот Яков — новый владелец? С лысинкой?
— Хочу, чтобы ты знал, что твой «жигуль» продан не то чтобы моему другу, но человеку, который по горло обязан мне. Я спасал его от тюряги. Он работал на международном трейлере, его заложили хозяева и выгнали. Ты его видел и получил от него гроши. Парень без Ельцина в голове, малость ловкач, но терпим. Повезет нас хоть в Южную Америку. Водит машину первоклассно. Посылает воздушные поцелуи милиции. Когда ты собрался ехать?
— Хоть сейчас. Если ты готов.
— Хоп! Звоню Якову, наверняка все будет в порядке, я подымусь за тобой. На все дай мне минут шестьдесят, семьдесят. Идет?
Не позднее чем через час Спирин приехал, заметно навеселе, благодушный, поднялся за Андреем, и они спустились к машине, стоявшей у подъезда. Новый ее владелец Яков, парень с лошадиным лицом, в знак приветствия, избыточно радуясь, приподнял кожаную кепочку, показывая пятачок плеши, и услужливо придержал дверцу, когда садились. Спирин, разваливаясь на сиденье, протянул Андрею пачку «Мальборо», сказал лениво и даже ласково:
— Рассказывай, старик, я — внимание. По твоему лицу вижу: что-то стряслось. — Он высек пистолетиком-зажигалкой огонек, а когда оба прикурили и он выдохнул дым, Андрея обдало сладковатым коньячным перегаром. — Если что не в дуду, Якова не стесняйся. Он надежен. Будет молчать, как гроб. Маршрут, Яков, таков:
Старо-Калужское шоссе, пансионат «Бологово».
— Ясненько, шеф.
Пока ехали по центру Москвы, под сентябрьским солнцем ветреного дня, пока застревали в пробках у железных оград бульваров, где тронутые желтизной листья наискось скользили по ветровому стеклу, цеплялись за «дворники», Андрей подробно рассказал, что произошло с Таней на этих загородных курсах, куда по вечерам приезжают иностранцы, приглашаемые директором, неким Виктором Викторовичем Парусовым.
— Ясненько до отрыжки, — сказал Спирин, выслушав рассказ Андрея, опустил стекло, выщелкнул ногтем сигарету. — Следует поблагодарить Бога, что описанная тобой сутенерская крыса еще не продает девиц в какой-нибудь забугорный бордель. В Турцию или в Италию, например. Под видом приглашений на работу в каком-нибудь ателье. Не исключено, что продает — по согласию самих девиц. Таковы нравы в российском торгашестве. И тут его за пенис не схватишь. Свобода и рынок! Не обижайся, старик, но я реалист, поэтому не сомневаюсь, что твою дорогую Таню посадили на иглу продуманно. То есть ее подружка, уверен, заодно с сутенерской крысой. За двести, триста долларов, а не исключено — за дозу героина наших дурочек подкладывают под иностранцев.