Они вышли в коридор. Виктор Викторович, в крайнем непонимании напрягая очерченные подкрашенными ресницами глаза и спеша разрешить недоразумение, спросил недоумевающим и все-таки плавным голосом, в котором, однако, проступали трещинки страха:
— Чем могу быть полезен, господа? Ах, это вы? Ай, ай, грешен, забыл ваше имя! — воскликнул он, увидев Андрея, и ухоженное лицо его выразило преизбыточную обрадованность. — Мы, как помню, виделись с вами единственный раз! Вы, если не запамятовал, знакомый или школьный друг Татьяны Ромашиной? К величайшему огорчению, она ушла из школы, а была способной девочкой! Кажется, вы — Алексей? Не так? Я ошибся? Тогда — виноват, виноват!
«Только бы сдержаться и сразу не врезать по этой воспитанной улыбке. Натренированное, напудренное лицо… и он нравился Тане?» — горячо обожгло Андрея, и неподчиненный ему собственный голос, напитанный ядом, зазвучал в гулкой пустоте:
— О, нет! Вы талант душевных качеств, сама чистота! Как звать меня — не имеет значения! Да это и не ваше, пардон, собачье дело! Я-то знаю, как звать вас — отнюдь не великий кутюрье Виктор Викторович, а попросту — сутенер. Сволочь и распространитель наркотиков среди своих учениц! Как вы думаете, о чем мы можем с вами говорить, встречаясь вторично, к обоюдному счастью? О древе истории с корнями? Совершенно верно, о вашем ничтожестве, выход из которого — нихтзайн! Небытие!
«Куда меня понесла сволочная ирония? О чем я?»
— Хватит лирики, Андрей! Позволь-ка великому кутюрье задать несколько вопросов! А ну-ка, дай глянуть на него в упор! А ну-ка, раскрой свои раскрашенные реснички, задница! Гляди на меня!
Властная команда Спирина, вслед за ней заячий вопль впавшего в паническое безволие Виктора Викторовича:
«Кто вы такие? Кто вы? Оставьте меня!» и все еще стоявшие перед глазами недвижные зрачки Тани, и ее какие-то беспомощные волосы, свесившиеся в таз, испачканные желчью, и смешанное чувство липкого отвращения и ненависти к мятому страхом холеному лицу Виктора Викторовича — все было реальным и одновременно отстраненным, как в вязком полусне.
— Так, значит, вы, Виктор Викторович, — выговорил Спирин и, чудилось, ласково взялся за кончик воротника его рубашки, — вы снабжали девочек наркотиками? Сразу будете отвечать или после того, как придется прикоснуться к вашему личику? Извините заранее…
Он извинялся, а его светлый леденящий взгляд не выпускал распахнутые, по-женски очерченные ресницами глаза Виктора Викторовича, лепечущего с заиканием:
— Что в-вы? Что вы? Вы ошиблись, господа… Христос с вами, господа. Вас кто-то ввел в заблуждение… Наркотики? Какие? Что вы, господа? Вы можете сделать обыск, если подозреваете… Христос с вами…