Я отметился где положено, собрал все нужные штампы и печати и в сопровождении Фэрбенкса направился в главный корпус — его еще называют «проходным вестибюлем». Здесь и обстановка маленько отличается: дерматиновая обивка, в каждом углу фикусы сорят листьями. За стойкой, у самой последней двери, отделяющей меня от вольной волюшки, сидели двое охранников. Они с нарочитой неспешностью точили лясы с Фэрбенксом, а я стоял и ждал, пока те наговорятся. Минуту, две. Чернокожий пижон по фамилии Уильямс и молоденький белый, прыщавый юнец, недавний школьник. Все ему было в новинку, и он, не разработав пока собственного стиля, копировал поведение старших и бывалых.
Понятно, что разговор так или иначе коснулся бы футбола — уж если люди знают, что ты в прошлом гонял мячик, они не откажут в удовольствии пощекотать тебе нервы.
Фэрбенкс громко сказал собеседникам, с явным расчетом на меня:
— Знаете, почему у игроков «Флорида гейторс» оранжевые майки?
Те двое недоуменно покачали головами.
— Простой расчет, — объяснил Фэрбенкс. — В субботу они на поле, а по будням вдоль трассы мусор собирают.
Охранники заржали, искоса поглядывая на меня. Я тоже посмеялся. Меня ведь так просто не прошибешь.
— Слушай, Фэрбенкс, — сказал я. — А ты в школу ходил?
Он обернулся и взглянул на меня. Догадывался, что тут какой-то подвох, но пока не понял, какой именно. Эх, мог бы уже привыкнуть.
— Ну да, было дело.
— Небось и экзамены на аттестат зрелости сдавал?
Он прищурил свои свиные глазки:
— Сдавал, а что?
— Догадываюсь, что ты получил.
— Ну и что же?
— Ноль баллов.
Фэрбенкс принялся брызгать слюной, однако с ответом так и не нашелся. Уильямс искоса взглянул на меня и буркнул:
— Вещи на стол.
— А я налегке.
Он обернулся от удивления. Оторвал зад от кресла и оглядел меня с ног до головы.
— Что же, уходишь отсюда с пустыми руками? Так-таки ничего и не прихватил?
— Только свое обаяние.
— Ну, тогда ты и впрямь налегке, Частин. А ну-ка покажи бумаги.
Я протянул справки. Уильямс одну за другой пропустил их через зеленый сканер, прыщавый собрал документы в стопочку и сунул в прозрачный пластиковый пакет на молнии, где лежали мои права, свидетельство о рождении и паспорт.
Я сделал ему замечание:
— А почему у меня не спросил?
— О чем?
— Может, я предпочитаю бумажный конверт?
Бедолага попытался изобразить гневный взгляд, но пока получалось слабенько. Я посмотрел на него в упор, и он отвел глаза.
Уильямс мотнул головой в сторону двери:
— Карета подана, Частин.
Я выглянул на улицу. В сотне ярдах от здания тюрьмы, за побуревшим на солнце газоном и трехметровой изгородью из стальной сетки, окаймленной колючей проволокой, стоял огромный черный джип «эксплорер» — единственная машина на парковке.