В первый же год службы меня определили учиться в детские классы музыкального училища
имени Глазунова к преподавателю Ивану Антоновичу Василевскому, известному тогда трубачу и
педагогу, солисту Большого театра. Иван Антонович стал моим первым настоящим
профессиональным учителем.
Занятия наши начинались с того, что, прежде чем дать мне в руки трубу, Иван Антонович
угощал меня половиной своего бутерброда, который всегда приносил из дома, завернутым в
льняную салфетку. Видимо, моя худоба вызывала у Ивана Антоновича сомнения, смогу ли я
выдержать игровую нагрузку на трубе. Домашний бутерброд был для меня лакомством. И только
после того как я его съедал, Иван Антонович говорил: "Ну, теперь давай заниматься!"
Иван Антонович отдавал жизнь и душу своим ученикам. Его 16-метровая комната в
коммунальной квартире на Неглинной, где проживали еще три семьи, была одновременно
спальней, столовой, кабинетом и учебной студией. Сюда ежедневно приходил кто-то из студентов
или молодых коллег по театру для дополнительных занятий.
Труба в квартире могла звучать целый день, и это никогда не вызывало ропота соседей. Иван
Антонович внушил обожавшим его жильцам квартиры, что воспитание трубачей является делом
государственной важности и связано с расцветом советского искусства, а следовательно, и с
расцветом советского государства. Сам он начинал заниматься в 7 часов утра, но разыгрывался с
сурдиной.
Детство его было трудным и голодным. Он вышел из крестьянской среды, когда-то был
пастухом в деревне. Попав в Москву, в Большой театр, он свято и наивно верил в строительство
светлого будущего, активно занимался общественной (профсоюзной) деятельностью.
В сталинское время ежегодно выпускались государственные займы в фонд строительства
пятилеток развития хозяйства и строительства социализма и коммунизма. Это была политика
скрытого налога, государственных поборов и без того низкооплачиваемого населения страны.
Обычно агитировали подписываться на сумму месячного оклада. Иван Антонович всегда
подписывался на два оклада и, как профсоюзный руководитель, убеждал так же поступать и
других. Сам он не имел никаких накоплений и, насколько я знаю, у него не было даже
сберегательной книжки. Но он искренне верил, что чем больше люди помогут государству, тем
скорее наступит то самое светлое будущее, которое обещают.
Он был человеком широкой натуры. Дом его был по-русски гостеприимным. За стол сажали
всякого, кто оказывался в доме во время трапезы. Его жена, Александра Ивановна, тихая,
маленькая женщина, целиком посвятила жизнь мужу. Детей у них не было.