Смысл упражнения "колесо", или "кольцо", состоял в следующем: надо было с самого
нижнего звука (фа-диез малой октавы) по хроматическому звукоряду медленно, легато и пиано
подняться на квинту вверх и так же, не отводя мундштук от губ, спуститься обратно вниз и начать
новый круг, прибавляя сверху еще полтона, и вновь спуститься вниз. С каждым новым кругом
добавляя по полтона, надо было стремиться расширить "колесо" до 2,5-3 октав, а затем
аналогичным путем вернуться обратно.
На эти занятия уходили часы труда. Теперь я понимаю, что большей бессмыслицы и
варварства невозможно было вообразить. Но тогда я начал "наворачивать круги". Через неделю у
меня напрочь перестали извлекаться вообще какие бы то ни было звуки - ни верхние, ни нижние,
ни средние, ни громкие, ни тихие.
В отчаянии я обратился к Владимиру Арнольдовичу, с которым много лет нас связывали
дружеские отношения. Он сказал: "Приходи, поможем. А эти (он имел в виду свои "колеса") брось
играть".
Около месяца я не прикасался к инструменту. Еще больше времени ушло на постепенное
приближение своим обычным методом к прежней игровой форме.
И в наше время есть подобные работы, рекламирующие развитие сверхвозможностей игры на
трубе. Они отражают, в основном, крайний субъективизм их авторов и рассчитаны на ищущих
легкого пути. А легких путей в нашей практике не бывает. Строить целиком свои занятия на этих
системах опасно и чревато непредвиденными отрицательными результатами. Лишь отдельные
страницы и мысли из этих работ могут быть испробованы индивидуально.
Моя третья служба в армии продолжалась до конца войны и дальше, до парада Победы 24
июля 1945 года. За армейские годы я дослужился до звания старшего сержанта. Еще будучи на
службе, я выдержал конкурс в оркестр Большого театра и в декабре 1945 года начал работу в
прославленном коллективе, которая продолжалась без малого сорок лет - как один день...
Печальным итогом войны для нашей семьи были две гибели моих младших братьев - Левы и
Абраши. Лев, 1923 года рождения, пои]ел в армию добровольцем. Ему еще не было 18 лет. Через
три месяца он в звании лейтенанта был отправлен на фронт в Белоруссию, и где-то под
Смоленском их часть попала в окружение. Оттуда брат выбрался, к счастью, легко раненным. В
1942 году их армию направили под Орел, где вскоре развернулась ожесточенная битва на
Орловско-Курской дуге, после которой немцы устремились к Сталинграду. Когда эшелон, в
котором ехал Лева, остановился под Москвой в районе станции Бутово, он сумел мне дать знать,
что мы можем повидаться. Я немедленно помчался на встречу с братом. Он был в полевой форме,
лицо его, огрубевшее от мороза и ветра, было совсем другим - не светлым, мальчишеским,
улыбчивым, каким я его видел всего полгода тому назад. Раненный в бедро, он хромал, взгляд его
был суровым и озабоченным. Мы стояли на лесной опушке скрытые деревьями от железной
дороги, разговаривали и поглядывали на часы. Я не мог допустить, чтобы он уехал от меня в
неизвестность, готов был спрятать его, моего ребенка, в своем сердце. Но не мог же он стать
дезертиром, хотя по закону должен был быть призван в армию годом позже. Мы попрощались. Я
предчувствовал, что больше его не увижу, но не показал ему моих слез. Я и теперь плачу, описывая
нашу последнюю встречу. В бою Леву в самое сердце поразила пуля снайпера. Это случилось под
Орлом. Его фронтовые товарищи прислали нам комсомольский билет и фотографии,
простреленные адской пулей. Похоронили его в безымянной братской могиле. Ему шел лишь 19-й
год...