Среди гостей был один „специалист" по развитию сверхвысоких звуков на трубе. Он стал
навязывать мне свою методику. Я же попросил его самого поиграть на трубе и показать, как он
доходит до 4-й октавы. Когда я увидел, как он выворачивает губы и каким звуком заиграл (хотя
слово „заиграл" здесь неуместно), я понял, чего стоит его метод. Он, однако, настойчиво
приглашал меня зайти к нему в студию, дал визитку, которой я так и не воспользовался. Но через
некоторое время мне показали рекламную публикацию в газете, где он сообщал, что Морис Андрэ
и Тимофей Докшицер интересуются его методом. А в 1988 году, на конгрессе Скандинавских стран
в Хельсинки, он фигурировал уже в новом качестве - как изобретатель и производитель новой
модели трубы... Кажется, его фамилия Каллэ.
В тот день, в гостях у Милтона, мы вкусно закусили и выпили. Я предложил Луи немного
походить пешком. Прогуливаясь по одноэтажным улицам Нью-Джерси, мы навлекли на себя
подозрение полицейского. Он остановил машину и поинтересовался, кто мы и почему ходим. Луи с
юмором объяснил ему, что он прогуливает любителя пешей ходьбы, приехавшего из России.
В дни женевского конкурса я узнал о тяжелом заболевании моего сына Сергея,
гастролировавшего по Европе в составе оркестра Московской филармонии и оставленного в
госпитале маленького города. Тогда мой друг, швейцарец Марцел Холленштайн, помог мне
перевезти Сергея к нему домой, в город Вил. Вместе с Луи Давидсоном они помогли нам добраться
до аэропорта Цюриха, откуда мы с сыном возвратились домой.
Луи активно участвовал в организации моей операции в Голландии. Наша переписка не
прекращается, контакты обогащают нас обоих, и я надеюсь еще повидаться с Луи, хотя он старше
меня на 10 лет.
А Ренольд Шилке действительно послал мне две трубы в строе „В" и „С". Я рекомендовал
тогда передать их с администратором группы Большого театра, гастролировавшей в то время в
США, и написал Шилке, чтобы он нашел Михаила Лахмана, нашего администратора, и передал
ему инструменты для меня. Шилке так и сделал, но Лахман трубы не получил. Видимо, их взял
кто-то, выдавший себя за Лахмана. Таким образом, инструменты загадочно исчезли.
Только при повторной попытке - это было уже в Монреале, когда театр был на „Экспо-1968", -
я получил инструменты Шилке. Они оказались великолепными - никогда еще у меня не было
инструментов с таким идеальным строем. Труба „В" была мне несколько широковата по мензуре, и
я больше играл на „С". Она сослужила мне добрую службу в спектаклях „Сон в летнюю ночь"
Бриттена и „Пиковая дама" Чайковского.