Мама!
Да.
У нас в школе тематическая неделя.
Да.
О песеннице былых времен.
Это называется «певица».
Но она же пела песни?
Ты об Эдит Пиаф?
Как ты догадалась?
Она очень известная.
Ты можешь мне помочь?
Конечно.
Колетт и Сабатин сидят друг против друга на кухне. Заходит Франсуа.
У всех все хорошо?
М-м, папа, я тебя люблю!
Что она сознательно теряет! Она чувствует озноб.
Папа, эта Эдит Пиаф… Она хорошо пела?
Ты хочешь ее послушать?
Она же умерла, да?
Да, но ты хочешь ее послушать?
«Non, rien de rien. Non, je ne regrette rien».[18]
A о чем она не сожалеет, папа?
Думаю, о том, что она сделала в своей жизни.
А она сделала что-то плохое?
Нет, не думаю. Но у нее было много мужчин.
Она и об этом не сожалеет?
Франсуа смеется и смотрит на Сабатин взглядом, говорящим «и-что-надо-ответить-на-это?». В этом же нет ничего такого, отвечает папа своей дочке.
Фу, как противно, ты не согласна, мам?
Гм, у меня был жених, до того как я встретила папу.
Да?
Да, и папа это отлично знает.
Она смотрит на папу, чтобы проверить высказывание мамы. Франсуа кивает и добродушно улыбается.
Она похоронена на кладбище Пер-Лашез.
Кто?
Пиаф. Когда ты допишешь задание, мы можем сходить на ее могилу.
Франсуа ставит песню «Милорд».
Ты опоздаешь в школу, Колетт. Сабатин целует свою дочь в лоб.
Франсуа целует свою жену в лоб. Сабатин смотрит в сторону. Мне тоже пора. Я не успеваю с отчетом.
Разве ты не делаешь его каждый понедельник?
Да, но в последние две недели у меня было столько… так что.
Не хочу вмешиваться, но…
Но ты это все равно делаешь, когда говоришь, что не хочешь вмешиваться.
Ну да. Успокойся. Я просто считаю, что это глупо.
Что глупо?
Халтурить в этом деле.
Тебе легко говорить. Тебе-то не нужно делать это самому.
Франсуа смотрит на Сабатин и пожимает плечами.
Мам, ты не попрощаешься?
Конечно. Она же всегда так делает. Просто обычно Колетт об этом не просит.
Сабатин целует ее на прощание и идет в ванную. Смотрит на себя в зеркало и думает о том, что сказал Франсуа вчера вечером, когда к ним на ужин приходили друзья.
Речь зашла об идеалах красоты и о том, как странно, что тела и лица отражают то время, культуру и окружающую обстановку, которыми они подпитываются. Берт, которая долго жила в Йемене, на Байхрейне и среди бедуинов в ливийской пустыне, убеждена, что наше лицо — зеркало чужого восприятия красоты. Прическа, головной убор, конечно, часть этого, но далеко не всё. Мы выглядим по-другому в зависимости от того, где мы. Лицо ассимилируется. Тело тоже.
А Франсуа сказал, что он совсем не понимает молодежный фетишизм XXI века. Я считаю, что женщина только тогда начинает быть женщиной, когда ее красота начинает бледнеть. Сказал он. Только тогда она становится по-настоящему красивой.