Наверное, поэтому у тебя нет ни брата, ни сестры, шепчет он ей в затылок, когда лежит сзади весь мокрый.
Перестань! Не хочу об этом слышать!
И кровать, естественно, скрипит снова, когда он садится на край. Новый день ложится ровными полосками на ее плечи и обнаженные руки: свет, тень, свет, тень. Ты давно проснулась?
Угу.
Ты ужинала у Пьера и Сильви?
Угу.
Они женаты уже почти шестнадцать лет, но он, наверное, никогда не привыкнет к тому, что она не отвечает на вопросы. Никогда. И это никогда не перестанет его привлекать. Манон не отвечает. Во всем ее облике сквозит нечто повелительное. Ее кожа словно фарфоровая. Прохладная, но не холодная. Сдержанность Манон необъяснима.
Самое распространенное высказывание, на которое она способна и что более или менее напоминает ответ, — это когда она лениво поворачивается на другой бок и, чтобы сохранить неприступность, произнесет: «Прости, но я всю ночь читала». Длинный стеллаж за диваном в гостиной напоминает хороший книжный магазин. Там всегда есть десять-двенадцать самых новых романов, аккуратно расставленных, в одном из которых — в том, что она читает, — ее кожаная закладка.
Я не понимаю, почему ты никогда не берешь в руки книгу, — говорит она порой немного раздраженно.
А почему я, собственно, должен читать? Какое мне дело до любовных романов, запутанных историй или выдуманных описаний войны, пыток и унижений, когда этого всего в жизни и так хватает?
Знаешь, романы не только об этом. И, между прочим, чтение прибавляет ума.
Ну, Манон, послушай, что мне до рассказа какого-то писателя о вымышленном мире, когда моя работа состоит в том, чтобы спасать людям жизнь в настоящем?
Иногда, когда она ему что-нибудь читает — описание или диалог, которые ей по душе, — он начинает зевать. Не только потому, что ему вдруг как будто не хватает кислорода. Но еще и потому, что ему это нравится. Дразнить ее.
Ты вроде сказала, что от книжки можно поумнеть.
Только когда они говорят о литературе или, точнее, о его равнодушии к книгам, она распаляется.
Ну и не читай!
Она закутывается в плед, и он уже хочет рассказать ей о книге на скамье, но вместо этого встает, вешает плащ и идет на кухню, чтобы приготовить для нее завтрак. Просто ему расхотелось говорить ей о книге. Он хочет сберечь это для себя как нечто личное, взяв находку в залог.
Он подходит к окну. Дом напротив узкий.
На каждом этаже всего по четыре окна. Пять этажей. Шторы на четвертом этаже задвинуты. Иногда он рассматривает этот дом по ночам, когда погашен весь свет и у окон закрыты глаза, и ему кажется, что дом теряется в ряду соседних. Как выпавший зуб.