Настала зима. Потом весна. Дело было в Нью-Йорке. В тот вечер он стоял на углу авеню Лексингтон и 52-й улицы, потому что ему надо было позвонить приятелю. Но телефонная будка занята. Невыносимо. Не может ли она поскорее закончить разговор? Женщина сразу же положила трубку и обернулась, чтобы открыть дверь, — он увидел, что это была она. Именно она. Но еще красивее. Еще ослепительнее. Их глаза встретились. Встреча. Женщина из Плаки. Она вряд ли его узнала, но у него возникло чувство, что они распахнулись навстречу друг другу. Она не уходила. С возможностями дело обстоит так: если они не осуществляются, то обращаются в невозможность. Она не могла стоять долго. Пианист застыл в ожидании и ничего не предпринимал. Как в старом черно-белом кино, она достала из сумки носовой платок. И уронила его! Закон всемирного тяготения завладел всем существом пианиста. «Как будто батистовый носовой платок?», пришла ему в голову пустая мысль, когда, парализованный тем, что ситуация требовала действия, он наклонился за белым кусочком ткани. С трудом, словно двигался под водой, он протянул ей то, что она уронила. Носовой платок. Который в действительности был ключом. Ключом к Счастливой Жизни. Он не проронил ни слова. Она тоже ничего не сказала. Достала из сумки ключ. Ключ от машины. Села в нее — в большой, с голубым отливом кабриолет. Ей больше нечего было здесь делать, она повернула ключ, нажала на педаль и оставила пианиста с его потерянной жизнью. Хотя эта история грустная и бесполезная, как собака, которая пытается поймать собственный хвост, она всегда нравилась Зефиру. Может быть, потому что он часто ее слышал.
Он оставил учебник по анатомии, но слишком поздно за ней побежал, и, конечно же, вспомнил историю пианиста. К счастью, Зефир никогда не был у астролога, он просто снова хотел увидеть эту девушку и готовился к экзамену только в Люксембургском саду, не сдал его и встретил ее в одной компании полгода спустя.
Он был не единственным, кого очаровала ее подчеркнутая элегантность, но он был единственным, кто делал вид, что не замечает ее. Кольцо с бриллиантом, как оказалось, было родительским подарком. К следующему Рождеству они уже были женаты. Отец Манон в третьем поколении владел ювелирным магазином на улице Риволи. Магазин находился далеко не в фешенебельной части улицы, а украшения, что там продавали, не были парижанам по вкусу. Сюда чаще всего приходили женщины, которым нравятся броские кольца с большими камнями, и мужчины с длинными ногтями на мизинцах и слабостью к толстым золотым браслетам. Семья Альвазян оценила значимость необычных витрин задолго до того, как это поняли дома высокой моды. К Рождеству все четыре витрины украшали сверкающие драгоценностями кукольные домики.