Почему?
Почему это не стало скандалом, таким же, как Клинтон-Левински?
Мне все равно. Почему?
Его взгляд трудно разгадать. Во всяком случае, его не может разгадать она. Почему ты звонила моей жене, позволь спросить?
Потому что я скучала по твоему голосу. Намерение никогда не видеть его больше пропало. Ее недавнее высказывание утратило искренность.
И ты позвонила моей жене. Ну, теперь понятно.
Да, но ты сказал, что она знала, что вас должны фотографировать. И вот я подумала… Она лжет, так как правда такова, что она ни о чем не думала, когда звонила… Я подумала, что так как она знала, что ты был у фотографа, то я просто хотела сказать, что фотографии готовы.
И мать… мать моей дочери? Почему ты позвонила ей?
Ты сам все затеял. Я просто перезвонила. С этим разбирайся сам. И с другим тоже.
Но во сколько игр он играет одновременно? Она отодвигает стул, так что он чуть не падает, встает. Ты меня больше не увидишь. Ясно? Если мы встретимся на улице, я тебя не знаю.
У нее зеленые глаза.
Он берет ее за руку. Она теплая. Влажная. Сабатин пробует вырвать ее. Сядь. Присядь же.
По его щекам текут слезы. В две узкие четкие бороздки. Из глаз, по его щекам.
Если тот, кто стоит со всем своим хозяйством на мраморному полу в эксклюзивном магазине одежды, до этого получил штраф за парковку, поссорился со своим сыном-тинейджером, и у него украли бумажник, пакет для него является просто еще одним ударом судьбы. К черту все. И вот он плачет теми слезами, которые в детстве невозможно было сдержать, когда большие дети начинали издеваться, а взрослые давали тебе незаслуженный шлепок. Плачет непроизвольно. Бессилие — одно из самых опасных чувств, потому что пассивность, бездействие создают пустоту, черную дыру, которая всасывает в себя всю окружающую энергию.
Сабатин думает, что эти слезы — из страха ее потерять, и они затрагивают в ней чувства, родственные материнским. Она садится напротив.
Ей хочется что-нибудь ему подарить. Но единственное, что есть у нее в сумке — то единственное, что она подарить не может. Черная лаковая коробочка с красной печатью и золотыми буквами. Это тебе!
Что это?
Секрет. Отцовский подарок. Теперь это должно быть у тебя — это то, что я больше всего люблю.
Ты — чудо. Но не стоит, спасибо. Такие вещи не дарят.
Коробочка стоит посреди стола. Руки Сабатин на столе, ладонями вверх. Он наклоняется и целует сначала одну, потом другую ладонь. Сморкается в бумажную салфетку и зовет официанта. Праздник все-таки не отменяется, так что мы хотели бы два бокала шампанского.
Это уж слишком. Смеется она.