— Фройляйн, должен выразить восхищение вашей выдержкой и самообладанием. Откровенно говоря — не ожидал! Через час мы расстанемся. Я уже ранее объяснил вашему командиру, что для вас всех будет лучше, если никто не будет поднимать особенного шума, после нашего ухода. Иначе… Сибирь большая, там на всех места хватит… Понимаете?
Марина кивнула.
— Клаус обождет здесь ещё некоторое время. Естественно — не один. Потом они все уйдут.
«Тебе так нужен спокойный и недерганый радист? Понятно, допусти я ляп в эфире — всей операции каюк, вот немец и разливается соловьём. Всё ясно, телефонные провода они перережут, а вот рация, чтобы не вызвать подозрение, должна работать. По крайней мере — до тех пор, пока самолет не отлетит на безопасное расстояние. Тогда Клаус и его товарищи нас кончат и уйдут в лес. Красиво придумано, нечего сказать…»
Марина ничего не ответила, только вздохнула и, выпрямившись, положила руки на колени. Рауф одобрительно покивал.
— Я ещё раз напомню старшине об этом. Так, чтобы слышали все. Вас же я попрошу спокойно работать и ни о чем не волноваться. Немецкий офицер всегда держит своё слово! — повернулся он к остальным пленным.
Подойдя к сидевшим на полу бойцам, обер-лейтенант присел на корточки и повторил сказанное. Растерянно выглядевшие красноармейцы вразнобой закивали, соглашаясь с офицером.
Рокот моторов самолёта стал громче, приблизился, и на поляну легли отблески посадочных фар.
Металлическая птица грациозно и почти бесшумно коснулась колесами земли, чуть подпрыгнула и покатилась вдоль линии костров.
Рауф поднялся и, подойдя к окну, высунулся наружу. Отдал короткое приказание дежурившему там часовому.
От дома, хорошо видимый в пламени костров, отбежал к лесу десантник. Скрылся в кустах.
Самолет достиг конца линии костров и, ревя моторами, стал разворачиваться для взлета. Открылась дверца в фюзеляже, и там стал виден силуэт человека. В руках он держал лестницу и ждал только окончания движения.
Стоявший у окна офицер прищурился — от леса отделилась группа людей, тащивших в руках носилки. Он удовлетворённо кивнул головой и повернулся к радистке.
— Ну что ж, фройляйн, позвольте откланяться! Надеюсь, следующая наша встреча произойдёт уже при менее драматических обстоятельствах…
— Надеюсь на это, обер-лейтенант… — майор произнес это на безукоризненном немецком языке.
Сигнал! Первые же слова, которые Гальченко скажет не по-русски!
Просунув руки под стол, Котенок выхватила из ременных петель, прикрепленных под ним, своё оружие.
Чпок!
Приглушенный «Брамитом» выстрел, был почти неразличим в шуме моторов самолета. Выронив пулемёт, охранник откинулся назад.