— А вам, гражданин уполномоченный, это не всё равно?
— Было бы всё равно, я б попусту времени и не тратил. Одного факта изъятия у вас оружия, да ещё в таком количестве, для суда выше крыши достаточно.
— Раз так — Федотов я, Илья Николаевич. Все прочее в бумагах написано.
— В каких именно бумагах? У вас два паспорта было!
— А второй я нашёл. Мало ли что в жизни бывает? Лишний документ никогда помехою не станет.
— Оружие и деньги вы тоже, надо полагать, нашли?
— Деньги мои! Честно заработанные за много лет.
— И каким трудом вы их зарабатывали? По тем же бумагам судить, так вы из рабочих будете? Где трудились?
— Слесарем работал…
— Где именно?
— Не помню…
— Забывчивостью страдаете? Это плохо. Врач говорит, что вы долго в беспамятстве лежали, может быть, это повлияло? Совсем-совсем ничего не помните?
— Кое-что помню.
— Уже лучше. А ранили вас где?
— Напали какие-то… стрельнули…
— Из чего?
— Вроде, из обреза.
— И за что ж вас так-то?
— Должно на деньги позарились. В столовку заходил, расплачивался, там и подсмотрели…
— А что ж так? Мужик вы крепкий, опять же — с оружием. И не отбились?
— Убег я. А стрелять… лишнее оно. Крови за собою не оставил — и ладно.
— Где оружие-то отыскали?
— Дык… сейчас, пожалуй что и не вспомню… давно было.
— Понятно, гражданин Федотов. С памятью у вас плохо, ничего-то толком и не помните. Что ж делать тогда с вами? В больнице держать уже не надобно, врач сказал — здоров. А в одиночке — несподручно более, такое место ещё и заслужить надобно. Мало их — мест-то! Тюрьма и так переполнена — народу много. Так что, не обессудьте, а переведу я вас в общую камеру. Поскольку человек вы непонятный, но с оружием задержанный — будете сидеть у уголовников. Народ это тертый, жизнью битый… Ну да вам, как я думаю, не привыкать. Найдёте и с ними общий язык. А уж если не найдёте… стучитесь в дверь, помогут… может быть, если успеют. Только уж память свою перед тем освежить попробуйте, зачем вы мне беспамятный-то?
* * *
Лязгнул замок, и дверь в камеру распахнулась. Появившийся на пороге корпусный надзиратель, окинул камеру внимательным взглядом.
— Ну-с, граждане зеки, принимайте постояльца! — посторонился, пропуская внутрь нового обитателя.
Сидевший около окна пожилой зек, наклонил голову и по этому знаку, один из заключённых мухой метнулся к рукомойнику. Схватив полотенце, он ловким движением расстелил его перед дверью.
Входящий новичок с порога оглядел свое новое жилище. Камера была не очень большой. Метров десять-двенадцать в длину и пять метров шириной. Стоявшие по бокам неё трехъярусные нары занимали большую часть места, оставляя посередине свободный проход чуть уже трех метров. Сейчас на нижнем ярусе нар сидели около двадцати человек. Некоторые стояли сбоку. Вдоль правой стены нары были выстроены в более короткую линию, занимая меньше места. В освободившемся углу размещалась параша. Окно в камере было только одно, забранное частой решёткой и увенчанное снаружи «намордником». Под ним приткнулся к стене стол. И за ним, слегка обособившись от остальной массы заключённых, сидели пять человек.