— Как?
— Кое-что продали, — ответила Сильвия как-то смущенно. — На что нам все эти богатства? От них одни несчастья…
Получается, что теперь, познав серьезную беду, и мои родственники больше не страдают «вещизмом», прямо как родня милой Эви, подумал Ричард. Эви! Какую громадную роль ты сыграла в моей судьбе, Малыш. Моя красавица, умница…
— Я приеду, Сильвия. Завтра же! — произнес он решительно.
— Правда? — воскликнула Сильвия настолько обрадованно, что у него ёкнуло сердце. — Ричард, миленький, мама умрет от счастья! Только… — ее голос посерьезнел, — пожалуйста, не рассказывай ей о нашем с Дарреллом разводе. Она еще довольно слабая, расстроится. Пусть пока думает, что у нас все наладится, что Даррелл оставит Стефани. Я потом с ней сама поговорю.
— Конечно, — пообещал Ричард.
Две недели спустя Ричард поднимался на борт самолета, летящего в Лос-Анджелес.
В Окленд к родственникам он поехал на следующий же день после разговора с Сильвией, упросив главного редактора «Небоскребов» позволить ему взять отпуск. Сестра и мать устроили в честь его приезда настоящий пир, приготовив все, что он любил с детства: ореховый пирог, свинину, фаршированную шпинатом, тушеную брюссельскую капусту и кучу другой вкуснятины.
В первый вечер они общались втроем, не приглашали больше никого из родни. Ричарда терзали угрызения совести: он смотрел на постаревшую, слабенькую после операции мать, на измученную неудачами в личной жизни сестру и проклинал себя за то, что так долго не уделял им ни капли внимания.
Эвелин за две недели разлуки превратилась для него в заветную мечту, в недосягаемую звезду. Общаясь с близкими, он ни на минуту о ней не забывал и постоянно представлял себе их новую встречу.
Они должны встретиться! Непременно должны!
Садясь сегодня в самолет, Ричард не имел понятия, где Эвелин живет и чем занимается. Он не знал ни номера ее телефона, ни адреса в Лос-Анджелесе, ни адреса ее родителей. Поэтому направлялся в Анахайм, в отель «Меркури», в котором они познакомились.
Всю дорогу перед его глазами стоял светлый образ девушки. Она представлялась ему то возмущенной и дерзкой, то растерянной, то улыбающейся, то сосредоточенной, то стонущей от блаженства. Он жаждал вновь почувствовать ее в своих объятиях, а при мысли о том, что она запросто может отвергнуть его, не хотел дальше жить…
За администраторской стойкой в «Меркури» сидела, когда Ричард вошел в отель, черноглазая женщина лет тридцати, с дежурной улыбкой на тонких губах, в строгом сером костюме и с бейджем на груди. Словом, типичная администраторша, совсем непохожая на лучезарную Эви.