Большая карета тряслась по мостовой. Молчание, наступившее между двумя ее пассажирами, теперь нарушил Александр.
— Вы верите, что Гай найдет свою звезду?
— Нет! — Затем, увидев выражение на лице Александра, Норвуд быстро продолжал: — Ну, возможно, эта потерянная звезда, эта потерянная планета, в которую они верят, действительно когда-то существовала. Быть может, она разбилась в первозданные времена, столкнувшись с другим небесным телом. Это, во всяком случае, объясняет огромное и ничем не занятое пространство между Марсом и Юпитером. Но с таким жаром веровать, что она все еще существует, искать ее как спасение его души… О, как Гай обманывает себя, а его сестра жестоко поддерживает его надежду… — Он наклонился вперед и посмотрел на Александра помутненными от коньяка глазами. — Другие, величайшие астрономы мира пытались доказать ее существование и потерпели неудачу. Несомненно, с помощью прекрасных инструментов, которыми мы теперь располагаем, она была бы уже найдена, обладай она хоть какой-то значимой величиной. У Ротье также есть свои сомнения. Но Монпелье верят в нее, о, как они верят! Что бы я ни говорил им, что бы ни говорили все остальные, ничто их не останавливает. А кто я такой, чтобы отказать в моей помощи? — Он запрокинул фляжку и сделал большой глоток.
«Я верю в нее, — лихорадочно думал Александр. — Я видел ее! Я помогу им!» Он обнаружил, что ритмично покачивается в унисон с каретой, а от коньячных паров его голова тяжелеет. Вслух он сказал:
— Какая красивая и обворожительная женщина Августа.
Норленд засмеялся, и вновь Александр уловил ноту горечи в его звучном голосе.
— Да, бесспорно. Но берегитесь, мой друг. Она падший ангел и увлечет нас всех с собой вниз, вниз… — Он поглядел в окошко в черноту ночи. — Как Сатана, прекрасный потерянный Сатана.
С утра и до полудня падал он,
С полудня и до сумерек росистых.
Весь летний день; и с солнцем заходящим
С зенита пал падучею звездой.
Он внезапно обернулся к Александру.
— Что Августа сказала вам про Карлайна?
Голос у него стал резким, а Александра охватила тревога, едва он вспомнил холодный синий взгляд немого англичанина.
— Я видел его только мельком, — ответил он. — Узнал, что он не может говорить. И что он помогает с телескопами…
Норленд испустил хриплый смешок.
— А! — сказал он. — Будь это все! У него интересная история, у нашего Карлайна, если не сказать — загадочная. Ротье нашел его как-то ночью прошлым летом, в июле, валявшимся у тракта. Каким-то образом он приехал из Портсмута, возможно, на подводе, направлявшейся в Лондон. Подробностей мы не выяснили. Он был при смерти. Спина у него была чуть не до костей располосована плетью-девятихвосткой. Он служил во флоте интендантом, был пойман на краже и понес такую вот кару, хотя я раньше не слышал, чтобы офицеров подвергали подобному наказанию, но он ничего не объяснил, так как страшная боль от ран поразила его немотой. Я слышал, что подобное случалось после сражения с тяжело раненными или с теми, кто видел, как падал мертвым стоявший рядом. Что-то происходит с их рассудком, и они теряют дар речи.