— Без этого не обходится ни один бестселлер, — небрежно произнес Брюстер. — Конечно, главная героиня всей этой истории — Хейли. Ее поступки, ее чувства отражаются на судьбе всех других героев. Когда я начал писать эту книгу, я думал, что это будет рассказ о предательстве и втором рождении женщины, которую предали. Но книга превратилась в историю о том, как эта женщина — и все, что с ней происходит, — определяет судьбу тех, кто с ней сталкивается. Разумеется, это звучит несколько претенциозно, и, возможно, не возьмись за эту роль Шантел, образ бы трудно было вытянуть. Но Шантел — это моя Хейли из плоти и крови.
— Да, ее игра заставляет в это поверить, — прошептал Квин.
— Вы совершенно правы. — Брюстер быстро кивнул, довольный словами Квина. — Для писателя нет большей награды, чем видеть, как созданный тобой образ воплощается в жизнь, особенно если он тебе не безразличен. Но, вы знаете, я чуть было не убил Хейли.
Квин напрягся.
— Что вы хотите этим сказать?
Брюстер рассмеялся и вытащил сигарету.
— Вы все понимаете слишком буквально, мистер Доран. Я хочу сказать, что собирался закончить книгу, оставив Хейли здесь, в этой хижине. Она должна была лишиться всего, в том числе и своей собственной жизни во время пожара, который устраивает единственный человек, который ее любил. Но я понял, что не смогу этого сделать. Она выберется из огня и будет жить дальше.
Они оба смотрели, как рабочие устанавливают декорации для следующей сцены.
Это — необыкновенная женщина, — прошептал Брюстер. — Все мужчины на площадке немного в нее влюблены.
— И вы тоже?
Брюстер повернулся к нему с кривой усмешкой:
— Я — писатель, мистер Доран. Я живу в мире фантазий. А Шантел — живая женщина, из плоти и крови.
По сигналу ассистента режиссера на площадке наступила тишина, и начались съемки.
Квин внимательно наблюдал за Брюстером. Писатель нервничал сейчас заметно меньше, чем в начале съемок. Наверное, он был доволен их ходом. Зато теперь, похоже, потерял покой Ларри Вашингтон. Ассистент Шантел ни минуты не мог усидеть на месте, он все время переходил из одного конца площадки в другой. Может быть, напряжение, которое ощущал Квин, исходило от него? А напряжение существовало. Оно буквально висело в воздухе, отравляя атмосферу. Впрочем, куда бы он ни посмотрел, люди быстро и четко, как того и требовала режиссер, выполняли свою работу.
А может, это он сам чересчур взвинчен? Причин у него достаточно. Шантел все еще не была готова или не хочет принять окончательное решение. А когда мужчина, проживший всю свою жизнь, ни к кому не привязываясь, находил то, что искал, он уже не мог больше ждать. Так говорил себе Квин, глядя, как Шантел слушает мелодию из музыкальной шкатулки, тая во взгляде боль и растерянность.