Б. Н. от природы «жаворонок», вставал рано. В шесть утра он выходил из дома (тогда они жили на Химмаше, окраине Свердловска) и, преодолев своим широким шагом несколько километров (его собственное уточнение — 12 километров за два часа, серьезная нагрузка уже сама по себе), появлялся на стройплощадке ровно в восемь утра. А иногда и в семь. Почему он это делал? «Добираться на работу на общественном транспорте приходилось через центр, с пересадкой, в жуткой давке, и уходило на это полтора-два часа. Боря предпочитал ходить пешком», — объясняет Наина Иосифовна. Высокому Ельцину с его легким великанским шагом легче было дойти, чем доехать.
Задерживался на стройке допоздна и иногда оставался на ней до раннего утра. Так, например, на стройплощадке камвольного комбината постоянно горел костер, на нем грелся бетон, который не должен был застыть. Ельцин стоял около костра, следил за тем, чтобы работа продолжалась бесперебойно.
Авралы, сдачи объектов в рекордные сроки, строительство пятиэтажек по особой технологии, то есть «монтаж дома с колес», когда этажи навешивались друг на друга и главным было — подготовить объект к этому последнему рывку…
«Доставала» подчиненных и его сумасшедшая пунктуальность. Так же как он не выносил приписок и липовой документации, не терпел он и опозданий. Опоздавший на планерку хоть на одну минуту не допускался на нее.
Но и те, кто успел на планерку вовремя, ожидали разговора с большим душевным трепетом. Ельцин не выносил долгих, пространных объяснений. Никогда не повышая тона, не употребляя бранных слов и никогда не переходя на «ты», он просто прерывал путаную речь: «Говорите по делу!»
Это для подчиненных было страшнее любого крика, любых ругательств — настолько непривычно. Он требовал только одного: покажите результат, сделайте работу, не можете — аргументируйте.
Не терпел попыток уйти в сторону, перевести разговор на другую тему, неподчинения, посягательств на «авторитет руководителя». («Публичную критику воспринимал болезненно, но человека, который осмелился его критиковать, начинал уважать больше», — добавляет Наина Иосифовна.) В этом смысле психология Ельцина-управленца была очень неудобна для подчиненных.
Он говорил «беспощадную правду», и мир советского производства, весь построенный на компромиссах, затыкании дыр, на качающемся, произвольном ритме, просто трещал по швам при первом же столкновении с этим стилем.
Единственное, чего никогда не допускал Ельцин-руководитель (помимо входивших в этот же стиль табу на мат, панибратство, «неопрятный внешний вид», то есть отсутствие пиджака и галстука), — он никогда не звонил своим подчиненным домой. Прекрасно понимал, что хотя бы дома должен оставить их в покое.