Дверь открылась, и Саймон, вмиг забыв все свои мысли, уставился в красивое лицо Ярдли. Ее золотистые волосы светились под светом лампочки, а синие глаза стали еще синее от темно-синего цвета свитера, подчеркивавшего белизну и нежность ее кожи. Его тело напряглось от одного взгляда на нее. Всю ночь и весь день он пытался убедить себя, что не захочет ее опять, а сейчас вдруг понял, как смешны и нелепы были эти уговоры.
— Я слишком рано? — спросил он, поскольку она все еще молчала.
— Нет-нет, как раз вовремя. — Она отступила немного и добавила: — Проходите, Саймон.
Блай обрадовался тому, что она назвала его по имени, хотя особенной сердечности в ее голосе не было. Он вошел в дом и увидел малыша, неотступно следующего за ней. Дом излучал тепло и смешанные запахи мебельной полировки, горящего дерева и соблазнительных ароматов стряпни, доносящихся с кухни. И все же, несмотря на уют, приветливо зовущие в свои лона кресла, массивную старинную мебель, великолепные бра, украшающие стены, канделябры и вышивки, он чувствовал себя здесь неловко, ни на минуту не забывая, что этот дворец — прибежище Джеррида Киттриджа и его клана. А он-то всегда воображал себе, что такой человек должен жить в некой темной пещере, как великан-людоед. Но великана не было, а была Ярдли, которая смотрела на него, как маленькая птичка, оказавшаяся лицом к лицу с рысью.
— Хэлло, Кэйси, — приветствовал он малыша, выглядывающего из-за нее. — Я тебе что-то принес. — В глазах Ярдли вспыхнула искорка интереса. Он подмигнул ей, чем немало ее смутил. — Это там, за дверью. Сейчас принесу.
Саймон вышел и тотчас вернулся с огромной пустой тыквой, глазастой и ухмыляющейся[4]. Он испытывал некоторую неловкость, что притащил ее сюда. Но смущение его вмиг испарилось, когда он увидел, как восторженно загорелись глаза малыша и как весело тот захлопал в ладоши.
— Селина сказала, что вы обожаете такие вещи.
— Я уже, кажется, говорила вам, что Селина слишком много болтает, так что нечего ее особенно слушать.
— Прямодушие вашей сестры так освежает… Ну, ладно, тогда я вынесу свое подношение за порог.
Ярдли придержала для него дверь. Саймон вытащил тыкву из дома и вернулся, обнаружив, что она стоит все там же и ожидает его. Он тоже постоял, потом сказал:
— Прошу прощения, не сочтите за любопытство, но мы что, так и будем здесь стоять?
Она откинула со лба непослушную прядь волос.
— Нет, что вы! Вы тут устраивайтесь поудобнее, а я пойду помогу Селине на кухне. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
Такая обидно-холодная вежливость.