В первый же день, когда Брайан приехал поработать над прудом и застал ее в пижаме, она решила показать ему каждую линию своей изменившейся к лучшему фигуры. А получилось, что она показала ему даже больше, чем собиралась. Трудно сказать, почему, но ей уже не хотелось как можно скорее избавиться от Брайана. Ее решимость растаяла, как масло под лучами солнца.
Дело ясное. Надо прекратить игры с ним и с самой собой. Прошлое ушло безвозвратно, и она только выставит себя на посмешище, если попытается изменить впечатление, которое сложилось у Брайана четырнадцать лет назад.
Легкомысленный тупица. Очень жаль, что он так хорошо выглядит, что женщина при виде него теряет голову. Нет уж, все кончено. Она оказалась лицом к лицу с собственной слабостью и теперь возьмет себя в руки. Спрячется в коттедже, пока он не уедет. Будет тайком выходить ночью и поливать сад, собирать урожай, полоть. Пусть пройдет хоть несколько недель. Она не станет общаться с Брайаном. Она просто потеряла голову и слишком быстро уступила.
За последние четырнадцать лет она нисколько не повзрослела и не поумнела, если до сих пор отчаянно тоскует по этому мужчине.
Он хотел назначить ей свидание, потому что так пожелала его племянница. Честно говоря, ей ужасно хотелось сказать: «Да».
Неужели у нее нет ни капли гордости? Нет, есть. Капля гордости и немного стали. Вполне достаточно, чтобы преодолеть соблазн и даже ответить ему отказом. Приводя в порядок сарафан, Джессика вспомнила единственный положительный момент этой сцены: потрясенный взгляд Брайана.
— Джессика?
Ей сейчас же захотелось спрятаться ото всех, включая его племянницу. Но она взяла себя в руки и попыталась придать лицу безмятежное выражение.
— Я здесь.
Мишель вошла к ней в спальню, внимательно посмотрела на сарафан, а потом плюхнулась на кровать.
— Сможешь привести в порядок?
О чем это она? О ее жизни или об этом проклятом сарафане?
— Лимон — естественный отбеливатель, — сказала Джессика, имея в виду только пятно.
До сих пор Мишель жадно слушала любые объяснения Джессики, но естественный отбеливатель нисколько ее не интересовал.
— Знаешь, — печально сказала Мишель, — я никогда не думала, что скажу такое, но мне действительно жаль моего дядю.
Не кусайся, приказала себе Джессика. Но все же бросила взгляд на девочку, сидевшую на кровати. Мишель явно была в отчаянии.
— В чем дело, Мишель?
— С тех пор, как погибли мои мама и папа… — ее голос дрогнул. Джессика оставила сарафан в покое, села на кровать рядом с Мишель и погладила ее по голове, — …он стал другим. Когда он приезжал к нам в гости, с ним было так весело. Он много смеялся и шутил. У него всегда были очень хорошенькие подружки.