И все же он жаждал заглянуть в золотисто-зеленые глубины глаз Джессики, сказать что-нибудь веселое и услышать в ответ ее смех, коснуться веснушек на щеках…
Хватит, приказал себе Брайан. Неважно, чего он хочет. Но нельзя же пойти на свидание с Джессикой только потому, что этого пожелала Мишель.
Брайан взял себя в руки и сказал:
— Ты слышала, что ответила дама. Она не пошла бы на свидание со мной, даже будь я последним мужчиной на земле.
— О, она говорила не всерьез. Ты просто ее обидел.
Он обидел Джессику? Брайан не очень-то удивился. Джессика всегда была ранимой. А у него, как известно, особый дар, явный талант вести себя, как слон в посудной лавке чувств.
Мишель пристально смотрела на Брайана. Он понял, что ему не удалось скрыть угрызений совести, и Мишель решила этим воспользоваться.
— Я могу тебе помочь, — немедленно предложила девочка. — Ты должен стать чувствительнее. Женщинам нравится чувствительность.
— И ты собираешься учить меня этому? — спросил он. Мишель критиковала в нем все: начиная с работы и кончая стрижкой и содержимым холодильника. Она сводила на нет все его попытки дать ей почувствовать, что его дом стал и ее домом!
Мишель кивнула, явно собираясь взять его личную жизнь в свои юные руки. Только этого не хватало.
— Нет, Мишель, — сказал он как можно более спокойным тоном. Что ж, зрелый дядюшка беседует с впечатлительной девочкой. — И думать забудь. Меня не нужно обучать чувствительности. Я не хочу встречаться с женщиной, которая требует чувствительности. Если бы мне хотелось с кем-то встречаться, ты бы гораздо реже видела меня по вечерам в пятницу и субботу.
Мишель открыла рот, явно собираясь спорить. Но он не дал ей такой возможности.
— Кроме того, я не пошел бы на свидание с Джессикой, даже если бы она была последней женщиной на земле.
Судя по всему, Мишель расстроилась. Потом прищурилась и отбросила назад свои черные локоны.
— Ты действительно дурак, — уверенно произнесла она. Лицо Мишель больше не светилось надеждой. Она выглядела на редкость сердитой.
— Я уже привык к этому недостатку, — парировал он.
— Эх, мужчины… — Мишель вложила в это слово и презрение, и разочарование. И удалилась, задрав нос.
Джессика решила надеть свою самую старую футболку и широкие шорты. Ей очень хотелось выбросить из головы тот миг безумной дерзости, когда она решила не надевать под сарафан никакого белья.
И чего ради она напялила этот дурацкий сарафан? Купила его в прошлом году, поддавшись капризу. Наверное, думала, что он сделает ее привлекательной, но ей почему-то не пришло в голову, что у нее нет никакой причины — вернее, никакого желания — выглядеть привлекательно.