Сулла ожидал преступника, прохаживаясь по атриуму. В руке он держал бич, унизанный иглами и острыми крючками, вшитыми в кожу.
Увидев Суллу, певец упал на колени.
— Пощади, пощади! — закричал он в ужасе. — Накажи, как хочешь, но не бей, господин!
Сулла усмехнулся:
— Кто ты?
— Плебей.
— Чем занимаешься?
— Подручный скорняка.
— Кто научил тебя песне?
— Все поют, и я запел… Я не хотел оскорбить Госпожу, клянусь Юпитером!
Сулла кликнул рабов:
— Раздеть его донага и завязать рот!
Певец вскочил:
— Господин, пощади, умоляю тебя именем твоей супруги!
Отчаяние исказило его лицо. Он растолкал рабов и бросился к двери, но Сулла загородил ему дорогу. Обезумев, плебей ударил консула в грудь с такой силой, что тот пошатнулся. Плебей распахнул дверь. Но вдруг тяжелый удар обрушился ему на голову, и он потерял сознание.
Очнувшись, плебей беззвучно зарыдал. Нагой, с туго зажатым ртом, связанный по рукам и ногам, с окровавленной головой, он лежал на полу атриума и смотрел сквозь слезы на консула, беседовавшего с супругою.
Стеня от жестокой боли в суставах и напрягая все силы, он медленно перевертывался со спины на живот, опять на спину, пока не докатился до ног Метеллы.
Она жалостливо взглянула на него и шепнула, повернувшись к мужу:
— Люций, не простить ли нам его? Сулла засмеялся.
— Я не понимаю тебя…
— Он молод и глуп. Вот почему оскорбил меня.
— А меня, консула? Жена магистрата должна быть безупречна!
Она закрыла лицо руками и направилась в таблинум, но он остановил ее:
— Первый удар за тобою.
Побледнев, она взяла бич и легонько ударила плебея, но бич, казалось, прилип к спине; она рванула его, и крючки, вырывая мясо, закачались перед ее глазами.
— Как бьешь? — воскликнул Сулла и, вырвав у нее бич, взмахнул им изо всей силы.
Плебей, подпрыгнув на полу, привстал, но тотчас же грохнулся в беспамятстве.
— Эй, вы, — крикнул господин рабам, — облить его холодной водой и…
Задумался.
— …освободить, простить, — подсказала Метелла.
— Нет, — воспротивился Сулла, — мне некогда возиться с лишним врагом. Их и так у меня много.
— Что же прикажешь? — спросил один из невольников.
— Обезглавить, а труп бросить в Тибр.
Метелла больше всего любила удовольствия и наряды. На пиршествах она блистала баснословно дорогими одеждами, заказанными у лучших портных Эллады, и когда появлялась в них, сверкая драгоценными камнями и жемчугом в волосах, жены сенаторов и всадников сходили с ума от зависти.
Красивая и привлекательная, она знала, что нравится мужу.
Сулла наблюдал за нею — развратница стала верной женою. Это радовало его, но он, холодный и равнодушный, принимал все как должное: и внимание жены, и ее любовь, и безукоризненное поведение. Никогда не вспоминал он ее прошлого, никогда не говорил с ней резко или грубо, и если иногда повышал голос, она подчинялась ему, стараясь угодить во всем, и целовала его руки, как рабыня, невзирая на строгий запрет мужа.