Выходит, они оба — Ник и Лиф — сильно изменились за время заточения: Лиф впал в странное душевное состояние, близкое к нирване, а Ник стал сильным и бесстрашным.
Ник ощутил возню вокруг бочки, когда матросы с корабля Макгилла вынесли ее из логова Шамана. Он не имел ни малейшего понятия о том, куда и зачем его несут, но сам факт того, что вокруг что-то происходит, Ник счел добрым знаком. Он принялся считать секунды, ожидая каких-нибудь событий.
Когда Ник дошел до числа шестьдесят одна тысяча двести пятьдесят девять, бочка зашаталась, а потом с нее сняли крышку. Подручные Макгилла выдернули гвозди из трех бочек сразу. Ник тут же поднялся и приготовился поблагодарить своего спасителя. Перед глазами кроме соленой жижи и темноты давно уже ничего не было, и зрение не сразу адаптировалось к яркому свету. Наконец он увидел, что его окружают незнакомые ребята. Слева стояла еще одна бочка, в глубине которой кто-то находился, не понимая, видимо, что крышки больше нет. Справа из третьей бочки поднялась неясная фигура. Оказалось, что это мальчик. Выпрямившись, он тут же начал кричать и, видимо, останавливаться не собирался. Ник поначалу удивился силе его легких — голос у него был едва ли тише тревожной сирены, но потом вспомнил, что у парня, по сути, и легкие-то отсутствовали, а значит, и нужды останавливаться, чтобы набрать в них новую порцию воздуха, тоже больше не было. Он мог кричать без остановки, до самого конца света. Возможно, именно это он и намеревался сделать. Парень явно превратился в уксус, сидя в бочке.
— Уберите крикуна к чертовой матери! — произнес гнусавый голос.
Окружавшие бочки дети подняли крикливого мальчика под локти и куда-то понесли. Не обращая на них ни малейшего внимания, он продолжал завывать, как паровоз. Бедняга, подумал Ник. Такое и со мной могло произойти.
Но с ним ничего не случилось. Ник облегченно подумал о том, что время, проведенное им в соленом чистилище, не смогло его сломать. Он моргнул, чтобы сфокусировать зрение, потом еще раз; глаза понемногу привыкли, и Ник обрел возможность изучить место, в которое он волею судьбы попал. Он находился на палубе корабля, усеянной какими-то крошками. Его окружали матросы, все они были детьми, такими же, как и он сам. Они стояли по обе стороны от уродливого трона, на котором сидело существо, которое иначе как чудовище описать было невозможно.
Лиф так и не понял, что с его бочки сняли крышку. Он вообще мало что понимал. До него донесся чей-то крик, но Лифу показалось, что кричат где-то далеко. Не в его вселенной. Крики не особенно его интересовали. Он жил вне пространства и времени. Он был ничем и всем одновременно. Это было прекрасно. А потом, когда кто-то вдруг схватил его за полосы и заставил выпрямиться, Лиф обнаружил, что оплот бесконечного мира и благоденствия, который он нашел в себе, остался с ним. Сошел ли он с ума или сделался «вещью в себе» — на этот счет мнения могут быть разными.