Non, si male nunc, et olim
Sic erit: quodam citbara lacentem
Suscitat Musim neque stemper arcum
Томмазо застыл, не зная, как реагировать на это, ведь он дал слово только отвечать на вопросы. Или это был скрытый вопрос, облаченный в стихотворную форму?
— Мне кажется, что печаль поселилась в вашем сердце, сеньор. Вы можете мне рассказать о ее причинах?
Томмазо мог отдать голову на отсечение, что голос принадлежит Катарине.
— Я болен. — Томмазо был краток, хотя множество слов рвались из груди подобно извержению вулкана. Но с ним играли в непонятную для него игру. Ведь Катарина видела, что он не сводил с нее взгляда в церкви, и разговор при последней встрече… Какие вопросы еще нужны? И зачем эта нелепая таинственность, если она сама захотела его видеть?
— Я знаю хорошего врача, специалиста по травам. — Голос женщины прозвучал сочувственно.
— Amor non est medicabillis herbis[13]. — Томмазо нарочно ответил словами Овидия.
— Судя по вашему печальному виду, вы несчастливы в любви. Почему? Ваша дама сердца не ответила взаимностью?
— Вы правы, сеньора, к тому же она вышла замуж за другого.
— А может, у нее не было иного выхода и теперь ее тело принадлежит другому, а сердце — вам?
— Тогда мне жаль себя и жаль ее. Ни она, ни я никогда не испытаем любовь во всем ее великолепии.
— По странной случайности я знаю вашу даму сердца. Не давно у меня с ней был разговор, и она попросила меня утешить вас.
— Каким образом? — Томмазо горько рассмеялся.
— У нас, женщин, есть много способов для этого. При близьтесь ко мне — я хочу снять боль с вашего сердца.
Томмазо встал, приблизился к балдахину, не зная, что де чать дальше. Показалась девичья рука, жестом поманившая его. Он подошел и одним движением распахнул занавеси.
Катарина, а он не сомневался, что это была она, хотя ее лицо скрывала маска, полулежала, опираясь спиной на множество бархатных подушечек, одетая в полупрозрачный наряд арабской танцовщицы, открывавший обозрению все прелести ее юного тела. Она жестом показала, чтобы он приблизился и возлег рядом на ложе. Он попытался что-то сказать, но она рукой закрыла ему рот, а после этого наградила страстным поцелуем, от которого Томмазо совсем потерял голову. Он начал обнимать ее, покрывая тело горячими поцелуями, не веря своему счастью.
— Катарина, я необыкновенно счастлив… — прошептал он, помогая девушке освобождаться от одежды. — Я так люблю вас..
— Magma res est amor[14], — послышался за его спиной голос Катарины. — Вам нужна не любовь, а обладание телом!
Томмазо сорвал с лица лежащей девушки маску и застонал от боли, пронзившей сердце, когда увидел улыбающуюся незнакомку. Он соскочил с ложа и стал приводить в порядок одежду, боясь встретиться взглядом со стоящей рядом Катариной.