— Даже мне грозите! А говорите — Лаврова пальцем не трогали! Да с такими замашками трудно верится, — смотрел следователь на фартового вприщур.
Шмель понял: его провоцируют. И замолчал. Перестал отвечать на вопросы.
Следователь решил все же посоветоваться с Кравцовым. И вечером, когда прокуратура опустела, зашел к нему в кабинет, зная, что тот допоздна не уходит с работы.
Кравцов уже слышал о смерти Лаврова. Знал, кому поручено следствие. Увидев молодого коллегу, не удивился. Выслушал его.
— Бесспорно одно: Шмель не убивал Лаврова. И никто из фартовых руки к этому делу не приложил. Шмеля я знаю по прежним его делам. Он убивал. На его руках много крови. Но эта смерть если и насильственная, то сделана тонко. Не ворами. Шмель ничего не смыслит в растениях, никогда не прибегал к помощи ядов. Грубый по натуре, он грубо работает. Его оружие — кулак, гусиная лапа, нож иль финка. На интеллигентное убийство не способен. Правда, свою жертву он обязательно спрятал бы. Чтобы время оттянуть. Об этом никогда не забывают блатные.
— Но как установить истину? — оглядываясь, спросил следователь растерянно.
— Допросите еще политического, который вместе с Лавровым в одной палатке жил. Хотя и эта версия о его причастности малореальна. И все ж… А Шмеля выпускайте. Он не убивал. Отправляйте в Трудовое незамедлительно. Вы уже превысили предельный срок задержания, а оснований для санкции на арест у вас нет. И к вам с возрастом придет расплата за ошибки в работе. Исправить, их будет невозможно. Старайтесь же их избегать. Работайте чисто.
Следователь не стал дожидаться утра. С ночным, последним поездом отправил Шмеля в Трудовое, извинившись за недоразумение
Фартовый ничего не ответил. Смотрел в окно, нетерпеливо ожидая отправления. Вместе с ним в одном вагоне ехал в Трудовое новый старший охраны. Коренастый, кряжистый, он был старше Лаврова. И едва состав тронулся, сел напротив Шмеля, уставился на фартового немигающими глазами.
Бугор отвернулся к окну. На вопросы охранника отвечал односложно, вяло. А потом вовсе уснул. Проснулся от того, что кто-то гаркнул в самое ухо:
— Вставай! Трудовое!
Шмель вышел из поезда, пошатываясь со сна. В глазах рябило. В последние дни ему никак не удавалось выспаться. То пожар помешал, то в камеру загремел. А в ней кто отдыхает? Нервы до предела натянулись. А что, если приклеят ему убийство? Не виноват? Кому это докажешь? Сколько раз не был виноват. А сроки тянул! Да и он ли один? Если разобраться по совести — половину зон и лагерей по северам невинными забиты. Кто их выпустит, кто о них вспомнит? Вот затолкать туда — не промедлят.