— А я не смог. Ведь даже не суд приговоры вынес, а особая тройка. Не видя дела, не изучив его, я, юрист, какое имею право согласиться с приговором об исключительной мере наказания? Почему у меня кто-то отнимает функции прокурорского надзора и ставит в роль пешки! Вот и взбунтовался, что называется. Отправил арестованных в Сеймчанскую номерную зону, а по инстанции телеграммой попросил дела прислать. На всех… Вскоре прислали… Ордер на мой арест. И увели из дома ночью. Но везти некуда. Хуже Колымы что есть? Даже смерть в сравнении с ней — награда. А на Колыме меня все знали. Я до прокурорства следователем там работал много лет. Бросили меня в следственный изолятор Магадана, объявив пособником изменников и врагов народа. С такой формулировкой ниже вышки не дадут. Это я понимал. — Кравцов закурил. И продолжил: — Вот тут-то впервые познал, каково оказаться в положении арестованного без вины… Кинули меня в сизо. На поляну, как шутили арестованные. Не мне тебе объяснять, как спится на голом цементном полу. При том, что ни сесть, ни лечь негде. А харчи — двести граммов хлеба да кружка едва теплой воды на весь день. Под носом параша. Вши на третий день заели. С непривычки. Полгода меня там продержали. И каждый день — на допрос. Сколько мордобоя выдержал — не счесть. Не только я, конечно. Все, кто вместе со мною был. От меня признаний добивались. Что я завербован теми, кого и в глаза видеть не мог. Но не добились. И то ли устали, то ли интерес поугас, но внезапно в покое оставили. Я так хотел тогда заболеть, чтоб меня из сизо в больницу перевели. А нет, так умереть. Но никакая хворь, как назло, не брала. И вдруг через месяц покоя вызывают. Снова, думаю, душу начнут выколачивать, ан нет, с вещами… Значит, в расход. Кто-то нашелся послушный, подписал мне приговор, думаю.
Дегтярев заерзал на табуретке.
— Да ничего, Сем, не смущайся. Таких много было. Иначе кто бы указы да приказы исполнял? Но меня не к вышке, на двадцать пять осудили. И пошел я в зону… Попал к тем, кого от расстрела сберег. Занявшись моей персоной, кто-то в гневе о них запамятовал. А начальник сказал людям. Я с ними четыре года под одной крышей жил. До реабилитации. А когда вышел, предложили мне восстановление в должности. Прежней. Но я от нее как черт от ладана! Не нужно мне прокурорство! Не мое это место. Потому что и у меня лишь одна жизнь. Чем заметнее должность, тем больше завистников, опасностей, тем меньше здоровья. Я из областной прокуратуры сам в район просился. Не по принципу незаметности, поверь. А потому, что на местах должны работать люди, знающие свое дело. Так-то, Сема. Считай моей ошибкой иль глупостью, но сбереженные пятьсот жизней такое не подтвердят. Многому меня эти люди научили. Тому, чего никогда бы не постиг, не побывай в той шкуре. Потому таких, как ты, увольнял бы без жалости. Нет средь людей мусора!