Удав, решив, что шорох ему померещился, осторожно пошел лесом к заводу. Когда до того оставалось совсем немного, Удав споткнулся о корягу, упал. Выругался грязно, в полный голос. И хромая, вышел на узкую улочку, бегущую вдоль частных домов. Здесь он шел, держась вблизи заборов. У одного присел на лавку. Закурил.
Берендей ждал терпеливо, понимая, что осталось совсем недалеко.
Удав курил, опустив голову. Потирал ушибленную ногу. Прикладывал руку к распухшему лицу.
«Узнал ли он меня? Да нет! За годы в тюрягах столько рож перевидал. Всех не упомнишь. Да и не довелось с ним кентоваться. А в зонах мы все на одну рожу. Злобой друг от друга только и отличались. Но большей злобы, чем у этого неразоблаченного полицая, ни у кого не было», — вспоминал Берендей и, крадучись, шел следом за Удавом.
Тот, миновав улочку, подался вверх по тропинке к одинокому дому, стоявшему на отшибе.
Пробравшись лесом к нему, Берендей видел, как Удав полез на чердак вместе с сумкой. Вот кто-то включил фонарь. Через пяток минут оттуда по лестнице спустились во двор трое.
Берендей подкрался ближе.
Удав, умываясь во дворе, рассказывал кому-то о Сезонке.
— Они меня еще вспомнят, лярвы! — грозился в темноту.
— Так что за фрайер вытащил тебя? — поинтересовался кто-то у Удава.
В темноте не разглядел. Но нутром чую, фартовый это был. От него, как он нарисовался, вся блядва отвалила! Если б мусор, то и меня, и этих чувих замел бы враз. А тут — только брехнул на них.
— Навар требовал за шкуру?
— Нет, не заикнулся.
— Малахольный, что ли?
— Мне все казалось по дороге, вроде за мной хвост повис. Я уж прикидывался, петлял, в лесу переждал. Но нет. Никого. Но что-то свербит — и все тут. Чую, смываться надо нам отсюда, — говорил Удав.
— Куда, лягавые на каждом шагу. На всех дорогах посты. Накроют — и все. За жопу — и, пожалуй, в клетку, где солнце всходит и заходит.
— Не каркай. И не бери «на понял». Ладно, отсидимся здесь. Но Дамочке я устрою финт с парком. Это — как пить дать. И блядям его заодно, — пообещал Удав и полез на чердак, отказавшись от кайфа.
Во дворе дома было тихо. Никто не выходил. И, прождав еще целый час, Берендей вернулся к Привидению.
Рассказав об увиденном и услышанном, добавил:
— Петуха красного хотел им подпустить. Руки чесались. Да только в окна фартовые могли повыскочить. Один я с ними не управился бы. Нужна помощь твоя. Чтоб наверняка. Накроем всех. Разом. Пикнуть не успеют.
— А хозяева? — напомнил Привидение прежние опасения.
— Никого не видел, может, и нет их. Может, на материк он их спровадил, хорошие деньги дав, — отозвался Берендей.