Магда подняла на меня глаза, ставшие из гневно-тёмных прозрачно-зелёными, влажными. Отрывисто рассмеялась, и вдруг посерьёзнела, покачала головой.
– Ты говоришь так, словно сам этому веришь.
– Я это знаю. – Спокойно ответил я.
– И как давно?
– Только что.
– Что ты будешь делать?
– Попытаюсь спасти этот мир, – усмехнулся я.
Она снова невесело рассмеялась.
– Тогда хорошо, что мы расстались. Я не готова делить своего парня с целым миром. Куда ты теперь?
– Пока не знаю, – честно ответил я. – До свидания, Магда.
Её губы беззвучно шевельнулись. Я понял: она меня отпустила, и почувствовал: с сердца свалился огромный камень, и стало легче дышать.
Я вышел из-под навеса, поднял голову, посмотрел вверх, подставив лицо крупным дождевым каплям. Как вдруг сизые тучи раздвинулись, высвободив кусок ярко-синего неба, из которого протянулась разноцветная радуга, озарив всё вокруг необыкновенно-ярким сияющим светом, переливавшимся в каплях дождя, так что казалось, будто с неба сыплются мокрые искры фейерверка. Я услышал, как кто-то, выходя из магазина, изумлённо воскликнул:
– Радуга в ноябре! Вот чудеса!
Огромный сусального золота купол, венчавший высокие белые стены, пылал пожаром, резал глаза, слепил отражённым солнечным светом. День выдался нестерпимо-яркий, похожий на день уходящего бабьего лета. Звенели колокола.
Бом-бом!
Я поднялся по ступенькам, отчего-то обернулся, посмотрел вниз и вдаль. Пречистенка, в будни запруженная людьми и автомобилями, субботним утром казалось спокойной, чуточку сонной, благочинной. Ещё накануне вечером она толкалась, щетинилась пробками, ревела клаксонами, мигала маячками. Я поднял голову. Вблизи при дневном свете храм казался ещё выше, монументальнее. Словно надменный исполин взирал на человеческий муравейник, сновавший у его подножья, шикарный, величественный, холодный, походивший более на роскошный дворец. Я замешкался в нерешительности: может, не стоит сразу лезть сюда? Попробовать прорваться на телевидение… Я колебался, поставив правую ногу на ступеньку, ведущую к входу, оставив левую на грешной земле, как снизу потянуло зябким ветром, и перед моим мысленным взором нарисовалась отвратительно ухмыляющаяся пепельная физиономия незваного ночного гостя:
– Что, струсил?
– Не дождёшься.
Стиснув зубы, сжав кулаки, я поставил левую ногу ступенькой выше.
Вокруг было полно милиции, такого скопления в одном месте я ещё не видел. Словно и впрямь это был дворец очень важной персоны. В любой другой момент я удивился бы и насторожился, но сейчас был поглощён своими тайными сомнениями и раздумьями, и потому не заострил внимания на этой аномалии. Мало ли, чего не увидишь в Москве. Милиция и люди в штатском с недовольно шипящими рациями сновали вокруг, сосредоточенно зыркая по сторонам, то и дело требуя документы то у одного, то у другого. Молоденький лейтенантик вырос передо мной, взял было под козырёк, но что-то отвлекло его внимание от моей скромной особы, и я беспрепятственно поднялся по ступеням, вошёл внутрь.