– Это что за обменник? – шёпотом спросил я у Петра.
– Здесь меняют римские деньги на наши, – пояснил он. – В храме не принимают чужие.
– Очень патриотично, – согласился я. – И почём нынче доллар?
Пётр похлопал короткими выгоревшими ресницами и, пожав плечами, не стал вникать в суть моей остроты.
В центре, где обыкновенно находится алтарь, возвышался огромный жертвенник, на котором подёргивалось в предсмертной агонии какое-то животное. Потоки алой крови стекали вниз, уходили под пол сквозь массивную решётку.
Я почувствовал, как к горлу подкралась сосущая муть. Отчаянно захотелось выскочить на улицу, глотнуть свежего воздуха и больше не возвращаться в душные смрадные стены. Я невольно попятился, озираясь, но споткнулся о цепкий недоверчивый взгляд Фомы, обозрел остальных невольных моих спутников, молчаливо-сосредоточенных. Последним в поле зрения попал Равви, и меня удивила произошедшая с ним метаморфоза. Обыкновенная спокойная доброжелательность покинула его лицо, уступив место закипавшей ярости. Губы сжались в тонкую злую нить, ноздри мелко подрагивали, темнеющие глаза светились холодным синим огнём. Что-то должно произойти, я ощущал это шестым предельным чувством, необычайно развившимся и обострившимся за последние дни. И понимал, что в случае моего трусливого бегства на дальнейшее расположение честной компании рассчитывать вряд ли придётся.
Слабеющим плечом я прислонился к каменному своду, и прикосновение к студёному мрамору подействовало нежданно отрезвляюще, как ледяной душ. Дурнота унялась. Смутное беспокойство потеснилось, уступая место простому человеческому любопытству. Хлебом накормили, теперь очередь за зрелищем.
– Люди приходят сюда молиться, не так ли? – негромко обратился Равви к стоявшему рядом Павлу, и тот растерянно кивнул. – Но разве можно делать это на рынке?
– Так давайте уйдём, – с робкой надеждой предложил я, но Равви меня не слышал. Его вниманием завладел рябой меняла.
– Почём нынче обмен?
– По совести. – Охотно отозвался тот. – Не бойся, здесь тебя не обманут. Не скупитесь, скоро большой праздник…
Чем больше пожертвуете, тем больше грехов вам простится…
– Хочешь сказать, что любой из грехов имеет свою цену? – перебил Равви. – Интересно. И почём нынче отпущение воровства или убийства?
Меняла изумлённо захлопал выгоревшими ресницами. За него возмущённо вступились соседи-торговцы. Смысл их выступлений сводился к неписаному рыночному закону: «Не хочешь – не бери, иди прочь и не выступай.»
– Храм – это дом Божий, а не базар! – возвысил голос Равви. – Вам здесь не место!