– Тоскуешь по дому?
– Того дома давно уже нет. И не будет уже никогда…
Сам не знаю, как вырвались эти слова. В жизни никому не жаловался, особенно красивым женщинам. Даже Магде.
– Не надо… – шепнула она, касаясь моего запястья.
Её рука оказалась меж моих ладоней, дрогнула и замерла, как пойманный зверёк, готовый в любой момент вырваться и ускользнуть. И я замер, боясь спугнуть мелодию случайного прикосновения. Мне отчаянно захотелось приложиться к её трепетной ручке губами, но я не осмелился. Сидел и тихо млел как глупый подросток на первом свидании.
Песня закончилась, музыка смолкла. Инструмент, как сытый свернувшийся калачиком кот, покоился на коленях Фаддея. Комната взорвалась аплодисментами и восторженными возгласами. Но Фаддей решительно их пресёк, отдал инструмент и насупился над своим бокалом.
– Эх, Иуда, – сказал чей-то громкий бас, – тебя не хватает. Никто из нынешней молодёжи с тобой не сравнится. Изображают что-то, выламываются, а настоящей музыки нет. Души нет.
Иуда. Меня вдруг словно стукнули по голове. Причём во второй раз, как обычно в кино: долбанут первый раз – у героя амнезия, а чтобы обратно вспомнить всё, требуется второй удар. И тотчас – щёлк! И становится светло настолько, что самому страшно: то ли это озарение, то ли очередной глюк.
Не может быть! – крикнула одна половинка моего мозга.
Может! – возразила другая.
Я дёрнулся и опрокинул бокал с вином на стол. Оно растекалось отвратительной красной кляксой.
Метнул в Равви пронзительный взгляд, но он не смотрел в мою сторону.
– И музыка, и душа остались. – говорил Фаддей. – Они вечны. Были, есть, и будут, с Иудой, или без. А деньги, слава, успех – всего лишь химеры. Мне это уже ни к чему…
– Что случилось? – встревоженно спросила Магдалин.
– Что?!
– На тебе лица нет. Тебе плохо?
– Почему его называют Иудой?
Она посмотрела удивлённо, помешкав, ответила:
– Прежде его так звали. С крещением он принял имя Фаддей.
– Зачем?
– Равви дал. Как символ начала новой жизни.
– Послушай, а имя Иуда у вас редкое?
– Вовсе нет, напротив. Обыкновенное имя.
– А ещё кого-нибудь из наших раньше так звали?
– Не знаю, – с лёгким недовольством ответила Магдалин. – Какая разница? К чему этот допрос?
Я крепко прикусил кончик языка, чтобы не сболтнуть лишнего. Терзаемый мучительными измышлениями и противоречивыми чувствами, я хлопнул ещё стакан вина, немного расслабился и продолжил разговор.
– Просто интересуюсь. У тебя тоже раньше было другое имя? – Это любопытство я тоже списал на поиск истины.
Опустив глаза, Магдалин помолчала, потом нехотя ответила: