Я позволяю себе передохнуть полчасика на открытой террасе кафе. Посидеть в холодке, в тенечке после автобусной пытки. Заказываю питье, сигареты. Констатирую, что есть не хочется. (Потрясающе, мне не хочется есть!!!) Слева виден фрагмент мангальского пляжа. Долетают детские голоса, визг, шум легких волн, разбивающихся у берега в густую пену.
Итак, жизнь сыграла со мной злую шутку. Мне предстоит разбирать вполне банальное преступление: человека заманивают ночью в кусты на берегу моря, кто-то нападает внезапно, ударяет его по голове булыжником или чем-то таким, потом дотаскивает труп до лодки и сбрасывает в море. Случай, в сущности, для детектива первого года службы. Но жизнь — или судьба, или как там ее, — не дает мне спокойно сделать свое дело. Нет, она подстраивает так, чтобы жертвой оказался человек, которого предпочла мне моя жена. А моя бывшая жена — судьба стоит на том намертво — не из тех женщин, о которых я могу вспоминать спокойно или хотя бы с той отвлеченной ностальгией, которая превращает старые печали в нежные воспоминания («Ты помнишь, дорогая?»). Моя бывшая жена — просто-напросто единственная женщина, которую я любил в своей жизни, как выразился бы мой друг Стефан Мариан своим потрясающим слогом. Другими словами, если в обычных случаях, как, например, в случае с Забинтованной Головой, я применял метод «внешне пассивного дознания», то теперь, в случае с Пробитой Головой (и утопленным телом), буду вынужден изобрести метод «внешнего бесстрастия». Припоминаю, что в ранней юности я смотрел пьесу с Ионом Манолеску. Не скажу сейчас, как она называлась, Адриана, наверное, знает. Речь шла об известном хирурге, который в один прекрасный день узнает, что у его жены есть любовник. Вне себя от ярости, он придумывает тысячи способов мести этому любовнику, жене, им обоим… Но в тот же день любовник попадает в автомобильную катастрофу неподалеку от профессорского дома, и профессору выпадает дьявольски трупная миссия: оперировать пострадавшего собственными руками, чтобы спасти ему жизнь. Мысль о мести немедленно отступает перед профессиональным долгом, но при подготовке к операции доктора начинает мучить другая мысль: а вдруг у него будут дрожать руки и он прооперирует плохо из-за волнения, вызванного личными мотивами? Получится, что он преднамеренно убил соперника… Конечно, в моем случае соперник уже не соперник в собственном смысле слова и кто-то другой позаботился его убрать, хотя и не скальпелем. Но если все же у меня будут дрожать руки?..
Невольно я задерживаю взгляд на своих ручищах, которые, как магнит, притягивают к себе насмешки некоторых моих коллег (завистники!) на тренировках в тире: «Держит пистолет не пальцами, а поленьями!» Да, пожалуй. Зато они никогда не дрожали, разве что в те минуты, когда касались волос или плеч Адрианы… Но теперь вопрос о волосах и плечах не стоит, теперь на повестке дня наручники, которыми надо украсить запястья одиозного преступника. Так что дрожать им нет причины!